АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

ТАВИСТОКСКИЕ ЛЕКЦИИ

 

Лондон

30 сентября - 4 октября 1935 г.

 

 

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ

Дамы и господа!

Позвольте прежде всего заметить, что мой родной язык не английский, и поскольку мой ан­глийский не слишком хорош, я прошу прощения за возможные ошибки.

Итак, моя цель - наметить в общих чертах некоторые фундаментальные понятия психологии. То, что мои лекции главным образом связаны с мо­ими собственными принципами и взглядами, не оз­начает, что я не учитываю значимость вклада дру­гих исследователей в этой области. Не переоцени­вая себя, надеюсь, что мои слушатели в той же мере осознают заслуги Фрейда и Адлера, что и я.

Позвольте прежде кратко изложить смысл программы моих лекций. Две главные темы состав­ляют ее содержание. Первая касается понятий, затрагивающих структуру бессознательного и его содержание; вторая содержит методы в исследова­нии содержания бессознательного. Вторая тема состоит из трех частей: метода словесных ассоци­аций, толкования сновидений и метода активного воображения.

Я, конечно, не смогу раскрыть перед вами полностью такие серьезные темы, как, например, философские, религиозные, этические и социальные проблемы, свойственные коллективному сознанию нашего времени, или же процессы коллективного бессознательного и сравнительные мифологические и исторические исследования, необходимые для их разъяснения. Эти темы, казалось бы не связанные с нашими интересами, тем не менее являются наи­более мощным фактором в создании и регуляции личностных ментальных условий. Они служат также источником разногласий в психологических теори­ях. Хотя я медик и связан главным образом с пси­хопатологией, я, тем не менее, убежден, что этой частной области психологии может помочь только глубокое, обширное знание о психике в целом. Врач никогда не должен забывать, что болезни -это нарушенные нормальные процессы. „Подобное лечится подобным"—замечательная истина древней медицины, но, как всякая великая истина, она мо­жет стать и великой чушью. Однобокость и узость горизонта - известные невротические свойства.

Что бы я ни сказал вам, все несомненно бу­дет лишь очертанием темы. Я не стану анализиро­вать новые теории, поскольку мой эмпирический темперамент больше стремится к новым фактам, не­жели к тому, что могут говорить о них. Хотя, я должен  согласиться, - это  приятное  интеллекту­альное развлечение. Каждый новый случай для меня -почти новая теория. Я не думаю, что эта точка зрения лишена смысла, особенно если учитывать крайнюю молодость современной психологии, кото­рая, на мой взгляд, еще не покинула своей колы­бели. Поэтому время для гениальных теорий еще не наступило. Порой мне даже кажется, что психоло­гия еще не осознала объемности своих задач, а также сложной, запутанной природы своего предме­та: собственно „души", психического, psyche. Мы еще только начинаем более или менее ясно осозна­вать тот факт, что нечто, понимаемое нами как психическое, является объектом научного исследо­вания. Из этого следует, что наблюдения и сужде­ния одновременно выступают в качестве субъекта, инструмента (средства), при помощи которого мы подобные   исследования   осуществляем.   Угроза возникновения такого мощного порочного круга заставляет быть в этих вопросах крайне осторож­ным и релятивным, что само по себе часто воспри­нимается неверно.

Прошу вас принять во внимание, что ограни­ченное время не позволяет мне представить допол­нительные доказательства для подтверждения моих выводов. Итак, я надеюсь на ваше доброе располо­жение и в свою очередь прекрасно понимаю, что моя первейшая задача - излагать материал как можно яснее.

Психология - в первую очередь и по преиму­ществу - наука о сознании. Она же и наука о про­дуктах того, что мы называем бессознательным психическим. Мы не можем непосредственно, „в лоб",   изучать   бессознательное   психическое - у нас с ним нет никакой связи. Мы можем иметь дело только с продуктами сознания, которые, как можно полагать, имеют свое происхождение в области, называемой бессознательным, области „туманных представлений", которые философ Кант в своей „Антропологии" называл как наполовину бытующие в мире. Все, что по совести можно сказать о бес­сознательном, так это лишь то, что сознающему разуму позволительно о нем говорить. Бессозна­тельное психическое, целиком заключающее в себе неизвестную природу, всегда выражалось сознанием и в терминах сознания, но это единственное, что можно делать. Пойти дальше мы не можем, и данное обстоятельство всегда необходимо иметь в виду, как крайнюю меру в критике нашего суждения.

Сознание - предмет   чрезвычайно   своеобраз­ный. Это явление дискретно по своей природе. Од­на пятая или одна третья, возможно даже одна вторая, часть нашей жизни протекает в бессозна­тельном состоянии. Целиком бессознательно раннее детство человека. Каждую ночь мы погружаемся в бессознательное, и только в периоды между просы­панием и сном более или менее ощущаем себя в сознательном состоянии. До некоторой степени яв­ляется проблематичным и сам факт ясности или, иначе, степени сознания. Предполагается, к при­меру, что десятилетний мальчик или девочка обла­дают сознанием, но легко можно доказать, что здесь налицо специфический вид сознания, созна­ния, в котором рефлексия своего „Я" может не участвовать; сознание ЭГО отсутствует. Мне извес­тен ряд случаев у детей от одиннадцати до четыр­надцати лет и старше, внезапно осознавших, что „Я есть". Впервые в жизни они стали сознавать, что переживают нечто и именно как ОНИ; оглядыва­ясь при этом назад, в свое прошлое, наполненное столькими событиями и вещами, они тем не менее себя в этом прошлом вспомнить не могут.

Необходимо допустить, что когда мы говорим „Я", то при этом не имеем абсолютного критерия для оценки полноты переживания этого „Я". Посему так и случается, что наше представление (реали­зация) ЭГО весьма фрагментарно, и лишь постепен­но, во времени люди узнают все больше и больше о том, что же ЭГО означает для человека. Фактичес­ки процесс узнавания не имеет конца, длится всю жизнь, во всяком случае мы сами момент конца не фиксируем.

Сознание похоже на поверхность или оболочку в обширнейшем бессознательном пространстве неиз­вестной степени мерности. Мы не знаем, как дале­ко простирается власть бессознательного, потому что просто ничего о нем не знаем. Что можно ска­зать о вещи, о которой не знаешь ничего? Сказать нечего. Когда мы говорим „бессознательное", то часто имеем в виду передать нечто этим термином, но фактически, передаем то, что ничего об этом не знаем. У нас есть только непрямые доказатель­ства, что существует ментальная сфера, пребываю­щая по ту сторону сознания. Есть некоторые науч­ные суждения, приводящие к заключению, что нечто подобное существует. Из продуктов или результа­тов, которые бессознательный психический мир продуцирует, можно прийти к определенным заклю­чениям относительно его возможной природы. Но необходимо быть крайне осторожным, чтобы не впасть в излишний антропоморфизм в своих заклю­чениях, ибо в действительности вещи могут весьма отличаться от их представлений в нашем сознании.

Если, к примеру, мы видим цвета и слышим звуки, то в действительности это - осцилляции, колебания. Фактически нам необходимо иметь лабо­раторию со сложными устройствами для того, чтобы выстроить картину мира, не зависимую от наших ощущений и от нашей психики. И я полагаю, что весьма сходным образом обстоит дело и с нашим бессознательным - необходима лаборатория, в ко­торой должно обосновывать объективные методы по оценке действительного положения вещей, состав­ляющих контекст бессознательного.

Помимо всего прочего сознание характеризу­ется известной узостью. Оно способно нести в се­бе весьма малое информационное содержание одно­моментно. Все прочее в данный миг осознается, и мы получаем ощущение непрерывности или общего понимания, или осведомленности об осознаваемом мире только через последовательность сознатель­ных моментов. Мы не способны удержать целостный образ, потому что сознание слишком узко, и видим только вспышки существования. Словно наблюдаем мир через узкую щель и видим отдельные моменты, все остальное пребывает в темноте и неизвестнос­ти. Пространство всегда громадно и непрерывно, в то время как пространство сознания - ограничен­ное поле моментального видения.

Сознание  в значительной степени - продукт восприятия и ориентации во внешнем мире. Возмож­но, что оно локализуется в церебруме, имеющим по своей природе эктодермическое происхождение и, вероятно, бывшим органом чувств кожи во времена наших далеких предшественников. Сознание прои­зошло от этой локализации в мозгу, в силу чего сохранило качество ощущения и ориентации. Знаме­нателен тот факт, что французские и английские психологи XVII и XVIII столетий пытались вывести сознание из ощущений, т. е. представить себе его целиком состоящим из чувственных данных. Это вы­разилось в известной формуле: „Нет ничего в ра­зуме, что до того не присутствовало бы в чув­стве". Сходное можно обнаружить и в современных теориях. Фрейд, к примеру, не выводит сознание из чувственных данных, но выводит бессознатель­ное из сознания, оставаясь на той же самой пози­ции рационализма.

Я ставлю вопрос обратным образом и говорю, что возникающая в сознании вещь вначале с оче­видностью не осознается и осознание ее вытекает из неосознанного состояния. В раннем детстве мы все бессознательны; большинство главных функций инстинктивной природы протекает бессознательно, и сознание, скорей всего, продукт бессознатель­ного. Сознание требует для своего поддержания значительного усилия. Человек устает от пребыва­ния в сознательном состоянии. Он истощается соз­нанием. Когда наблюдаешь представителей перво­бытных племен, то можно заметить, что на малейшее раздражение, выводящее их из дремоты, они стараются исчезнуть. Могут сидеть часами не­подвижно, когда же их спрашиваешь: „А что вы де­лаете? О чем думаете?" - они обижаются и гово­рят: „Только сумасшедшие думают - они держат мысли в своей голове. Мы не думаем". Если же они вообще думают, то, скорее, животом или сердцем. Некоторые негритянские племена уверяют, что мыс­ли находятся в желудке, потому что они осознают только те мысли, которые действительно беспоко­ят: печень, почки, кишки или желудок. Другими словами, они осознают только эмоциональные мыс­ли. Эмоции и аффекты всегда сопровождаются явны­ми физиологическими иннервациями.

Индейцы пуэбло рассказали мне, что все аме­риканцы сумасшедшие; и, разумеется, я, несколько удивившись, спросил, почему? „Потому что они го­ворят, будто думают головой. Нормальный здоровый человек не думает головой. Мы думаем сердцем". Они пребывали в гомеровскую эпоху, когда диаф­рагма  (френ - разум,  душа)  считалась  местом (центром) психической активности. Это означает психическую локализацию иной природы. Наше поня­тие о сознании предполагает, что мысль концент­рируется в достопочтенной голове. Но индейцы пу­эбло определяют сознание на основе чувственной интенсивности. Абстрактная мысль для них не су­ществует. Они поклоняются солнцу, и я немного поспорил с ними, высказав слова св. Августина о том, что Бог не есть солнце, но тот, кто сделал солнце. Они не могли принять подобной мысли, так как дальше своих ощущений и чувств пойти не мог­ли. Вот почему их сознание и мысли концентриру­ются в сердце. Мы в свою очередь психическую ак­тивность никак к источнику не адресуем и стоим на том, что сны и фантазии локализуются непо­средственно „там внизу", что дает возможность говорить о ПОД-сознании, ПОД-сознательном разу­ме, о вещах, располагающихся ниже сознания.

Эти своеобразные локализации играют большую роль в так называемых первобытных психологиях, которые ни в коей мере не следует считать перво­бытными. К примеру, изучая тантрическую йогу или индусскую психологию, вы найдете наиболее сложно разработанные системы психических пластов, лока­лизаций сознания вверх от области промежности до вершины головы. Эти центры, так называемые чакры, можно найти не только в предписаниях и текс­тах йоги, - весьма сходные идеи обнаруживаются в древних немецких алхимических книгах, явно не имеющих ничего общего с йогой.

Важным фактом в области изучения сознания является то обстоятельство, что ничто не может быть осознано без ЭГО, к которому стекается весь информационный поток. Если „нечто" не связано с ЭГО, то это „нечто" и не осознается. Поэтому сознание можно определить как связь психических факторов с ЭГО. Что же такое ЭГО? Это комплекс данных, конструированный прежде всего общей ос­ведомленностью относительно своего тела, своего существования и затем данными памяти; у человека есть определенная идея о его прошлом бытии, оп­ределенные наборы (серии) памяти. Эти две сос­тавляющие и есть главные конституэнты ЭГО. Поэ­тому можно назвать ЭГО комплексом психических факторов. Этот комплекс обладает огромной энер­гией притяжения, как магнит; он притягивает со­держания из бессознательного, из этой темной неведомой области; он также притягивает впечат­ления извне, и когда они входят в связь с ЭГО, то осознаются. Если же не входят, то осознания не происходит.

Моя идея заключается в том, что ЭГО-это своего рода комплекс, который мы в себе заботли­во взращиваем. Он всегда в центре нашего внима­ния и наших желаний, он - центр нашего сознания. Если ЭГО раскалывается, как это случается при шизофрении, то рушатся все моральные критерии, теряется возможность сознательно воспроизводить действия, так как центр расколот и определенные части психики обращаются к одному фрагменту ЭГО, а остальные – к другому. Именно поэтому при ши­зофрении вы часто можете наблюдать быструю трансформацию из одной личности в другую.

 В сознании можно различить ряд функций. Функции обеспечивают сознание возможностью полу­чать ориентиры из области эктопсихических и эндопсихических факторов. То, что я понимаю под эктопсихикой, есть система связей между содержа­нием сознания и фактами (данными), идущими из внешней среды. Это система ориентации, которая имеет дело с внешними фактами, получаемыми мною посредством   органов   чувств.   Эндопсихика - это система связей между содержаниями сознания и постулируемыми процессами в бессознательном.

Прежде всего мы коснемся эктопсихических функций.

А. Ощущения. Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют „la fonction dureel",  что  составляет  результат  моей  осве­домленности о внешних фактах, получаемых через функции моего сознания. Я думаю, что французский термин наиболее исчерпывающий. Ощущения говорят мне, что нечто есть, они не говорят, что это, но свидетельствуют, что это нечто присутствует.

Б. Мышление. Мышление, если спросить фило­софа, представляет собой что-то очень сложное, поэтому лучше его об этом никогда не спрашивать. Философ – единственный человек, который не зна­ет, что такое мышление. Все прочие знают. Когда вы говорите человеку: „А теперь давай подума­ем," - он точно знает, что имеется в виду. Фило­соф же никогда не знает. Мышление в своей прос­тейшей форме говорит, что есть присутствующая вещь. Оно дает имя вещи и вводит понятие, ибо мышление есть восприятие и суждение. (Германская психология называет это апперцепцией).

В. Чувство. Здесь многие мыслящие люди смущаются, а иногда и сердятся, когда я начи­наю размышлять о чувстве, вероятно потому, что, по их мнению, я говорю при этом ужасные вещи. Чувство с помощью определенных чувственных тонов информирует нас о ценности вещей. Оно говорит субъекту, что тот или иной предмет стоит для не­го, какую ценность он представляет. В согласии с этим феноменом невозможно воспринять или по­мыслить о чем-либо без определенной чувственной реакции. Субъект всегда находится в состоянии определенного чувственного тона настроения, которые можно легко продемонстрировать в экспери­менте. Что касается „ужасной вещи" относительно чувства, так это то, что оно, как и мышление, функция рациональная. По этому поводу все мыс­лящие люди убеждены абсолютно, что, напротив, чувство в высшей степени иррационально. Здесь мне остается сказать: потерпите немного и уста­новите для себя ясным тот факт, что человек не может быть совершенен во всех психических про­явлениях. И если человек более совершенен в мышлении, то ему явно недостает чувственности; эти два свойства (функции) маскируют друг друга и тормозят. Поэтому, скажем, если вы желаете размышлять бесстрастным образом - научно  или философски, то должны избавиться от каких-либо чувственных оценок. Очевидно, что пара объек­тов, рассмотренных с чувственной точки зрения, будет различаться не только фактически, но и в ценностном отношении. Оценки не являются якоря­ми для интеллекта, но они существуют, реализу­ясь как важная психологическая функция. И если вы хотите иметь полную картину мира, то необхо­димо принять во внимание и оценки. Если этого не сделать, то есть риск попасть в беду. Многие люди рассматривают чувство как наиболее ирраци­ональное психическое явление. Поэтому каждый убежден, особенно в Англии, что следует контро­лировать свои чувства. Я вполне согласен с тем, что это хорошая привычка, и восхищаюсь англича­нами за эту их способность. Но чувства все же существуют: я видел людей, которые великолепно управляются со своими чувствами, и тем не менее последние их ужасно беспокоят.

Г. Интуиция. Ощущения говорят нам, что НЕЧТО существует. Мышление определяет это НЕЧТО. Чувство информирует нас о его ценности. Предположим, имеется полная картина мира, когда человек  знает:  вещь существует,  что  это  за вещь, насколько она ценна. Но есть еще другая категория-время. Вещи имеют свое прошлое и будущее. Они откуда-то появляются, куда-то те­кут, и трудно уверенно сказать, откуда они воз­никли и куда скроются: и все же при этом у че­ловека есть некое чувство, которое американцы называют (hunch) предчувствием. Допустим, вы связаны с продажей антиквариата, и у вас появ­ляется предчувствие, что некий предмет изготов­лен прекрасным мастером в 1720 году, у вас предчувствие, что это хорошая работа. Или, по­ложим, вы не предполагаете, что будет с вашими акциями, но у вас есть предчувствие, что они поднимутся. Это интуиция, мистическое свойство, некий чудный дар. Например, вы знаете, что у вашего пациента есть какое-то болезненное вос­поминание, но вот вам „приходит в голову", у вас „возникает определенное чувство". Мы гово­рим так, потому что обычный язык не имеет под­ходящих определений. Слово интуиция становится все более употребимым в английском. Немцы же не могут  „ощутить" лингвистической разницы между „ощущением" и „чувством". Иначе во французском: вы   можете   сказать,   что   у   вас   некоторые „sentiment   dans     l'estomac",  или  вы  скажете „sensation". У англичан существует различие, но они  с  легкостью  могут  спутать  feeling  and intuition.  Поэтому  я  предпринял  здесь такое, почти искусственное разграничение, хотя исходя из практических целей, очень важно сделать та­кое разделение в научном языке. Употребляя тер­мин, мы должны определить его значение, в про­тивном случае мы будем говорить на невразуми­тельном языке, а для психологии это просто нес­частье. В повседневной речи, когда один человек говорит „чувство", он может подразумевать нечто полностью противоположное, нежели другой, гово­рящий о том же. Некоторые психологи используют понятие „чувство", определяя  его как „ущерб­ную", „хромую" мысль. Определение „чувство - не что иное, как незаконченная мысль", принадлежит известному ученому. Но чувство - это нечто под­линное, реальное, это функция, и поэтому у нас есть слово для его обозначения. Инстинктивный природный разум всегда находит слова для обоз­начения реально существующих вещей. Только пси­хологи  изобретают слова  для  несуществующих предметов. Многим интуиция покажется чем-то весьма колдовским; кстати, в отношении меня не­которые говорят, что я очень мистичен. В этом смысле интуиция одна из составляющих моего мис­тицизма. Данная функция позволяет видеть круг­лые углы, воспроизвести которые обычному чело­веку невозможно, однако есть специалисты по этой части. Живя в четырех стенах и выполняя рутинную работу, к интуиции не прибегают, но она очень нужна, скажем, при охоте на носорогов или тигров в Африке. Предчувствие в таком деле часто стоит жизни. Интуицией пользуются изобре­татели и судьи. Там, где бессильны понятия и оценки, мы целиком зависим от дара интуиции.

Добавлю еще, что интуиция есть особый вид восприятия, которое не ограничивается органами чувств, а проходит через сферу бессознательного. Но здесь я вынужден остановиться и сказать: „Как действует эта функция, я не знаю". Я не знаю, что происходит, когда человек знает то, что он определенно знать не может. Я не знаю, как это у него получается, но получается неплохо, и он в состоянии действовать. Так, „вещие" сны, феномен телепатии и прочие подобные вещи - это интуиция. Я наблюдал их и убежден - они существуют. Вы мо­жете видеть их также у первобытных племен. Вы можете видеть их, если внимательны к этим про­цессам, которые как-то работают через подсозна­ние, поскольку чувственное восприятие настолько слабо, что наше сознание не может получить их. Иногда, например в случае cryptomnesia (Дословно - потаенная память, т. е. память, скрытая  от  самого ее  носителя.  (Прим.  перев.).), что-то подкрадывается к вашему сознанию, вы улавливаете намек, но до того, как вы его получите, это всегда что-то бессознательное, будто „свалившее­ся с небес". Немцы называют это Einfall, что оз­начает вещь, пришедшую вам в голову из „ниотку­да". Это похоже на откровение. Действительно, интуиция - природная, естественная функция, со­вершенно нормальная и необходимая вещь, которая компенсирует то, что вы не можете ощутить, по­чувствовать или осмыслить из-за недостатка ре­альности. Видите ли, прошлое уже не реально, а будущее не так реально, как мы думаем. Поэтому мы должны благодарить небеса за такую функцию, которая проливает некоторый свет на окружающие нас вещи. Врачи, часто сталкиваясь с незнакомыми ситуациями, серьезно нуждаются в интуиции. Мно­жество верных диагнозов приходят благодаря этой таинственной функции.

Рис. 1. Функции.

Психологические функции обычно контролиру­ются волей, во всяком случае мы надеемся, что это так, потому что боимся всего, что „само по себе . Когда же функции контролируются, их можно подавлять, отбирать, усиливать, они могут на­правляться волей, умыслом. Однако функции могут действовать   и   непроизвольно - думать,   чувство­вать за вас, так что вы даже не сможете остано­вить их. Или же они функционируют бессознатель­но, вы не догадываетесь об этом, хотя перед вами может предстать результат чувственного процесса, шедшего в подсознании. Возможно, кто-то скажет:

„Просто вы были раздражены, и поэтому отреагиро­вали именно так". Положим, вы настолько бессоз­нательны, что чувствовали именно так; тем не ме­нее это наиболее вероятная реакция. Психологи­ческие функции, как и чувственные, обладают спе­цифической энергией. Вы не можете избавиться от чувств, мыслей. Никто не может сказать: „Я не буду   думать", - несомненно,   он   думать   будет. Нельзя сказать: „Я не буду чувствовать", - люди чувствуют благодаря выражению специфической энергии, заключенной в каждой функции, энергии, которая не может видоизмениться.

Конечно, можно иметь предпочтения. Люди мыслящие предпочитают думать и адаптируются та­ким путем. Другие, у которых развита чувственная функция, - общительны, для них важны моральные критерии, они великолепно режиссируют чувствен­ные ситуации и живут ими. Человек с развитой наблюдательностью будет пользоваться главным об­разом своими ощущениями и т.д. Доминирующая фун­кция определяет в индивиде его собственный пси­хологический тип. Например, если человек пользу­ется в основном своим интеллектом, его можно от­нести к так называемому „безошибочному" типу. Отсюда мы можем проследить местоположение чув­ства в структуре психики: когда мышление - доми­нантная функция, чувство неизменно занимает под­чиненное положение. То же правило применимо к трем другим функциям. Я объясню это с помощью диаграммы.

Расположим функции крестообразно (рис. 1) В центре поместим ЭГО (Е), которое обладает опре­деленной энергией. Эта энергия и есть сила во­ли. В случае мыслительного типа эта сила может быть направлена к мышлению (Т). Тогда мы должны расположить чувства (F) внизу, под Т, поскольку в этом случае F подчиненная функция. Это сле­дует из того, что когда вы думаете, то должны исключить чувства, и наоборот. Когда вы думае­те, оставьте ваши чувства и чувственные оценки. Чувства наиболее разрушительны для ваших мыс­лей. Эти две функции отрицают друг друга. То же происходит с ощущением (S) и интуицией (I). Наблюдая за человеком в режиме ощущения, вы за­метите, что его особенностью является концент­рация взгляда на каком-нибудь предмете, точке. Если же вы проследите за выражением глаз чело­века  интуитивного  типа,  то  поймете - он  не смотрит, он окидывает взглядом предметы в поле своего зрения, выбирая один. Это и есть пред­чувствие. Обладая интуицией, вы обычно не вдае­тесь в детали, стараясь воспринять ситуацию в целом, и тогда, внезапно, нечто вырисовывается из этого целого. Если же ваша основная функция -ощущения, вы будете лишены интуиции, только потому, что нельзя делать „два дела сразу". Это достаточно  сложно,  поскольку  принцип  одной функции исключает действие другой. Именно поэ­тому я и поместил их противоположно друг другу.

Итак, с помощью этой простой диаграммы вы можете прийти к важным выводам, касающимся соз­нания. Например, если вы находите, что мышление сильно дифференцированно, то оказывается, что чувства недифференцированны. Что это значит? Оз­начает ли это, что у таких людей нет чувств? Напротив. Они говорят: „У меня сильные чувства. Я переполнен эмоциями. Я темпераментен". Эти лю­ди во власти своих эмоций, они пойманы эмоциями. Если вы, к примеру, изучаете частную жизнь ин­теллектуала и хотите знать о его поведении дома, спросите об этом его жену - она сможет расска­зать вам презабавные истории!

Чувствующий тип в естественном состоянии никогда не будет утруждать себя мыслью. Мышление возникает как следствие невротизирующего воз­действия; в этом случае оно носит навязчивый ха­рактер. Наш герой остается в норме, но он полон необычайными идеями и убеждениями. Мышление захватило его и подчинило себе, и он не может выпутаться из этого, поскольку его мысли непод­вижны. С другой стороны, интеллектуал, захва­ченный своими чувствами, говорит: „Я просто это чувствую", — чему трудно возразить. Но когда он полностью погружен в свои эмоции, возникает вопрос: „Сможет ли он оттуда выбраться?" Он не сможет до конца оправдать свои чувства, если же это ему удается, он ощутит собственную неполно­ценность.

Подобное происходит с людьми, относящимися к интуитивному типу и типу сенситивному. Интуитив  всегда озабочен сущностью вещей; он об­манывается в своих представлениях о реальности; не использует предоставляемых ему возможностей. Это человек, который возделывает поле и, не дождавшись созревшего урожая, переходит на дру­гое. За ним остается возделанное поле, впере­ди - новые надежды, но из всего этого ничего не выходит. Сенситивный человек всегда остается в данной реальности. Для него истинно то, что ре­ально. Вспомните, что означает реальное для интуитива: это неправда, этого не будет, будет что-то другое. Когда же сенситивный человек не имеет своей реальности - четырех стен, в кото­рых он может жить, он болен. Дайте четыре стены интуитиву, и единственное, что будет за­нимать его, как оттуда выбраться. Для него лю­бая обусловленная ситуация - это тюрьма, из ко­торой необходимо в кратчайший срок выйти навс­тречу новым возможностям.

Эти различия играют неоценимую роль в прак­тической психологии. Не думайте, что я расклады­ваю людей по полочкам, определяя: „Это интуитив, а это мыслительный тип". Меня часто спрашивают:

Не относится ли такой-то к мыслительному ти­пу?" И я отвечаю, что никогда об этом не думал, и на самом деле это так. Не имеет смысла навеши­вать ярлыки, однако когда у вас есть большой эм­пирический материал, необходимы упорядоченные принципы для его классификации. Без преувеличе­ния скажу, что для меня крайне важно привести материал в порядок. Это особенно может приго­диться, когда вы представляете кому-либо смущен­ных, обеспокоенных пациентов, или представляете мужа жене, и наоборот. Всегда полезно иметь та­кие объективные критерии, в противном случае все остается на уровне „он сказал - она сказала".

Как правило, подчиненная функция не обла­дает свойствами сознательной дифференцированной функции. Последняя, как правило, регулируется намерением и волей. Если вы настоящий мысли­тель, вы в состоянии направлять ваше мышление волей, вы можете контролировать ваши мысли, го­воря себе: „Я могу думать иначе, думать обрат­ное". Чувствующий тип никогда не сделает так, поскольку не может отделаться от своих мыслей. Мысли владеют им, прельщают его, и - он боится их. Его чувства архаичны, и он сам, как древний человек, - беспомощная   жертва   своих   эмоций. Именно по этой причине первобытный человек ста­рался не тревожить чувств своих соплеменников -это было опасно. Многие наши обычаи объясняются такой „архаичной учтивостью": не принято, обме­ниваясь рукопожатием, держать другую руку в кармане или за спиной. Вы должны показать, что в ваших руках нет оружия. Восточное приветс­твие, поклон с воздетыми кверху руками, означа­ет то же. Преклоняясь к ногам другого, вы пока­зываете свою полную беззащитность и полную в него веру. Изучая поведенческие символы перво­бытных народов, вы поймете их страх перед соп­леменниками. Также мы боимся своих подчиненных функций. Представьте типичного  интеллектуала, который боится влюбиться. Вам его страх покажется   глупым,   но,   скорее всего,  он   прав.

Рис. 2. Эго.

Где  гаран­тия   того,   что,   влюбившись, он не наделает глупостей. И он наверняка окажется в ловушке, его чувства среагируют именно на архаичный или опасный тип женщин. Именно поэтому интеллектуалы склонны вступать в неравный брак. Они не подозревают о своих архаических чувствах, и их часто ловят квартирные хозяйки или кухарки. Драма скрыта в их чувствах. Они не боятся сражаться интеллек­том, но что касается чувств, их легко победить, обвести вокруг, пальца, и они знают это. Поэтому никогда не „давите" на чувства человека, если он интеллектуал. Он готов к опасности и контролиру­ет ситуацию.

Этот закон применим ко всем другим случа­ям. Подчиненная функция всегда ассоциируется в нас с архаической личностью. В этой функции мы всегда - первобытные люди. В дифференцированных функциях мы цивилизованны, предположительно об­ладаем свободой выбора. Ничего подобного нет в функциях подчиненных. Здесь у нас есть лишь от­крытая рана, или по крайней мере открытая дверь, сквозь которую может проникнуть все. что угодно.

Теперь рассмотрим эндопсихические функции сознания. Функции, о которых я сказал выше, уп­равляют или помогают нашей сознательной ориента­ции во взаимоотношениях с внешней средой; но они не неприменимы в отношении вещей, составляющих нижнюю область ЭГО. ЭГО-это всего лишь кусочек сознания, плавающий по океану темных вещей. Эти темные вещи-суть внутренние вещи. На внутрен­ней стороне находится пласт психических событий, формирующих нечто вроде края, каймы сознания во­круг ЭГО. Проиллюстрируем это на диаграмме. По­ложим АА' порогом сознания, тогда D будет обла­стью сознания, относимой к эндопсихическому миру, а В - миру, управляемому функциями, о которых мы толь­ко что говорили. С другой стороны С находится мир теней. Там ЭГО отчасти темное, мы не можем заглянуть в него, мы загадка самим себе. Мы знаем ЭГО толь­ко в D, но не в С. Поэтому всегда обнаруживаем в себе что-то новое. Мы часто думаем, что открывать дальше уже нечего, но это глубоко не так. Обна­руживая себя в одном, другом, десятом и т. д., мы приобретаем удивительный опыт. Он показывает, что часть нашей личности (неосознанной) находится в стадии становления; мы не закончены, следова­тельно растем и изменяемся. При этом, однако, та, будущая личность, которая возникнет, положим, че­рез год, уже здесь, только пока еще она в тени. ЭГО, таким образом, напоминает движущийся кадр фильма. Будущая личность еще не видна, но движение про­исходит, и в настоящем мы строим будущее бытие. Потенциалии, заложенные в личности, принадлежат темной стороне ЭГО.

Поэтому первая функция эндопсихической сто­роны-память. Функция памяти, или воспроизведе­ния, связывает нас с вещами, ставшими подсозна­тельными - подавленными или отброшенными. То, что мы называем памятью, - это дар репродуциро­вать бессознательные содержания, и это - главная функция; ясно различимая во взаимосвязи между нашим сознанием и содержаниями, которые в дей­ствительности не существуют перед нашим взором.

Следующая эндопсихическая функция несколько сложней для понимания. Здесь нам приходится ны­рять в глубину, так как мы подходим к темной об­ласти. Сначала сформулируем само понятие: субъ­ективные компоненты сознательных функций. Пояс­ню. Когда вы встречаете какого-либо человека, которого до того не встречали, то, естественно, что-то о нем думаете. И не всегда думаете то, что можно было бы сказать ему тотчас же; возмож­но и так, что то, что вы думаете, неправдиво и в действительности не имеет места. Ясно, что нали­цо субъективная реакция. Подобное может происхо­дить с любыми объектами и ситуациями. Любое действие сознательной функции, каков бы объект ни был, всегда сопровождается субъективными ре­акциями, в той или иной степени непозволительны­ми, несправедливыми и неточными. Нечто подобное каждый отмечал в самом себе, и, вероятно, каждый предпочел бы не оказаться субъектом такого пере­живания. Посему человек предпочитает оставлять такие размышления в тени, - это помогает утверж­дать собственную невинность, честность и прямо­ту.

Реакции такого рода я называю субъективны­ми компонентами. Последние являются важной сос­тавляющей во взаимоотношении с внутренней сто­роной ЭГО. И весьма болезненны. Поэтому мы не любим вторгаться в мир Тени. Человек не любит созерцать тень самого себя, поэтому многие люди нашего цивилизованного общества стремятся изба­виться от нее, потерять ее полностью. С потерей тени, как правило, утрачивается тело. Тело -друг сомнительный, так как производит вещи, ко­торые нам не всегда нравятся; существует также ряд вещей, связанных с телом, о которых стре­мятся не упоминать. Само тело является персони­фикацией тени ЭГО. Иногда оно просто сущий ске­лет в шкафу, от которого каждый, естественно, хочет избавиться. Сказанного,  вероятно, доста­точно для пояснения понятия субъективных компо­нентов. Как правило, это некоторая предрасполо­женность действовать определенным образом, и часто такая предопределенность носит недоброже­лательный характер. Из этого определения есть только одно исключение: люди, которые вечно по­падают впросак, постоянно оказываются причиной беспокойства для других, поскольку они живут своей собственной тенью, своей собственной про­тивоположностью. Это те самые люди, которые вечно опаздывают на концерт или на лекцию и, являясь ко всему прочему весьма скромными, не желая тревожить других, прокрадываются в самый конец зала, по дороге роняя стул, и,— о, ужас! – нелепица шума и вынужденного общего внимания.

Теперь мы подходим к третьему эндопсихическому  компоненту - в этом случае уже трудно говорить о функции. О последней еще можно гово­рить в случае памяти, но даже и память лишь до определенной степени послушна воле и контроли­руема. Очень часто она крайне самоуправна и на­поминает капризную лошадь. Бывает, что она просто отказывается работать. В этом смысле субъективные компоненты и реакции еще более не­управляемы.

Но дело обстоит совсем плохо, когда мы имеем дело с эмоциями и аффектами. Тут стано­вится ясно, что они никакие не функции, а прос­то события, потому что в эмоции, как обозначает само   слово   (emotion - англ.   сдвигаться),   вы сдвигаетесь прочь, вы выбрасываетесь, — благопристой­ное эго регрессирует, отходит в сторону и его место зани­мает нечто другое. Мы говорим: „В него вселился бес" или „Он вышел из себя", или „Что им се­годня владеет", так как этим он напоминает че­ловека, который одержим. Первобытный человек не скажет, что он сердит без меры; он говорит, что дух вошел в него и полностью изменил. Нечто по­добное случается с эмоциями. Вас что-то держит, вы больше не вы, и ваш самоконтроль сведен практически к нулю. Это и есть то состояние, когда внутренняя сторона психики человека зав­ладевает им, чему он не в силах помешать. Ко­нечно, он может сжать кулаки и сохранить спо­койствие, но тем не менее в данный момент им владеет тень.

Четвертый, важный эндопсихический фактор я называю инвазией, или вторжением. Здесь теневая сторона, сфера бессознательного имеет полный кон­троль и может даже нарушить условия существования сознания. Сознательный контроль в подобных случа­ях - наименьший. Сюда относятся и те состояния че­ловеческой жизни, которые необязательно называть патологическими, они патологичны лишь в старом смысле этого слова, когда патология означала науку страстей. Любой может лишиться сознания более или менее „нормальным" образом. Подобные вещи считаются совершенно естественными среди первобытных народов. Они, к примеру, говорят о дьяволе или духе, вошедшем в человека, или о его душе, покинувшей тело - одной из его разных душ -часто насчитывающихся до шести. Когда душа по­кидает человека, он оказывается в неустойчивом состоянии, поскольку лишается себя и вынужден страдать от утраты. Подобное можно часто наблю­дать и у пациентов-невротиков. Время от вре­мени они вдруг теряют энергию, теряют себя. Этот феномен сам по себе не патологичен, но если та­кие явления становятся привычными, мы вправе го­ворить о неврозе. Подобные вещи ведут к невро­зам, однако у нормальных людей также бывают такие исключительные состояния. Иметь непреодолимые эмоции само по себе не патология, просто это нежелательно. Пограничные явления не пато­логичны, но могут привести к неврозу.            


ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ

Вчера мы рассмотрели функции сознания. Се­годня я хочу закончить с проблемой структуры психики. Обсуждение человеческого разума, це­лостной психической сферы будет неполным, если мы не включим сюда существование бессознательным процессов. Вчера я уже говорил о том, что мы не можем иметь непосредственный контакт с бессознательными процессами, так как они для нас непос­тижимы. Бессознательное дает о себе знать только в своих продуктах, и нам остается только посту­лировать его как таковое на основании специфич­ности этих продуктов; утверждать, что существует нечто, состоящее у истоков их возникновения. Мы называем эту темную сферу бессознательным психи­ческим.

Эктопсихические содержания сознания вытека­ют прежде всего из окружающей среды посредством чувственных данных. Существуют и другие источ­ники, такие как память и процессы суждения, иначе-субъективные компоненты. Последние от­носятся к эндопсихической сфере. Третьим источ­ником осознанных содержаний является темная сфера разума - бессознательное. Мы приближаемся к ней благодаря свойствам эндопсихических функ­ций, которые не контролируются волей. Эти функ­ции - как раз то самое средство, благодаря ко­торому бессознательное содержание достигает по­верхности сознания.

Бессознательные  процессы  не фиксируются прямым наблюдением, но их продукты, переходящие через порог сознания, могут быть разделены на два класса. Первый содержит познаваемый материал сугубо личностного происхождения; эти программы являются индивидуальными приобретениями или ре­зультатами инстинктивных процессов, формирующих личность как целое. Далее следуют забытые или подавленные содержания и творческие процессы. Относительно их ничего особенного сказать нель­зя. У некоторых людей подобные процессы могут протекать осознанно. Есть люди, сознающие нечто, не осознаваемое другими. Этот класс содержаний я называю подсознательным разумом или личностным бессознательным, потому что, насколько можно су­дить оно всецело состоит из личностных элемен­тов – элементов, составляющих человеческую лич­ность как целое.

Есть и другой класс содержаний психики с очевидностью неизвестного происхождения; все со­бытия из этого класса не имеют своего источника в отдельном индувидууме. Данные содержания имеют характерную особенность - они мифологичны по су­ти. Специфика здесь выражается в том, что содер­жания эти принадлежат как бы типу. не воплощаю­щему свойства отдельного разума или психического бытия человека, но, скорее, типу, несущему в се­бе свойства всего человечества, как некоего об­щего целого. Когда я впервые столкнулся с подоб­ными явлениями, то был несколько удивлен и, убедившись, что наследственными факторами их не объяснишь, решил, что разгадка кроется в расовых признаках. Чтобы решить вопрос, я отправился в Соединенные Штаты и исследовал сны чистокровных негров, после чего, к великой радости, убедился, что искомые признаки ничего общего с так назы­ваемым кровным или расовым наследованием не име­ют, как не имеют и личностного индивидуального происхождения. Они принадлежат человечеству в целом и, таким образом, являются коллективными по природе.

Эти коллективные паттерны, или типы, или образцы, я назвал архетипами, используя выраже­ние Бл. Августина. Архетип означает типос (пе­чать-imprint-отпечаток),   определенное   образо­вание архаического характера, включающее равно как по форме, так и по содержанию мифологические моти­вы. В чистом виде мифологические мотивы появля­ются в сказках, мифах, легендах и фольклоре. Не­которые из них хорошо известны: фигура Героя, Освободителя, Дракона (всегда связанного с Геро­ем, который должен победить его). Китом или Чу­довищем, которые проглатывают героя. Мифологи­ческие мотивы выражают психологический механизм интроверсии сознательного разума в глубинные пласты бессознательной психики. Из этих пластов актуализируется содержание безличностного, мифологического   характера,  другими словами, архетипы, и поэтому я называю их безличностными или коллективным      бессознательным.

Рис. 3. Диск солнца.

Я глубоко понимаю, что даю здесь лишь сла­бый эскиз понятия о коллективном бессознательном, требующим отдельного рассмотрения, но хочу привести пример, иллюстрирующий символическую основу явления и технику вычленения специфики коллективного  бессознательного  от  личностного. Когда я поехал в Америку исследовать бессозна­тельные явления у негров, я считал, что все кол­лективные паттерны наследуются расовыми признака­ми либо являются „априорными категориями вообра­жения", как их совершенно независимо от меня назвали французы Губерт и Маусс. Один негр рас­сказал мне сон, в котором появилась фигура чело­века, распятого на колесе. Нет смысла описывать весь сон, так как он не имеет отношения к разби­раемой проблеме. Разумеется, он содержал лич­ностный смысл, равно как и намеки на безличност­ные идеи, но нас здесь интересует только мотив. Негр был с юга, необразованный, с низким интел­лектом. Наиболее вероятным было предположить, что исходя из христианской основы, привитой нег­рам, он должен был увидеть человека, распятого на кресте. Крест - символ личностного постиже­ния. Но маловероятно предположить, что во сне он мог увидеть человека, распятого на колесе. По­добный образ весьма необычен. Конечно, я не могу доказать, что по „счастливой" случайности, он не увидел нечто подобное на картине или не услышал от кого-либо, но если ничего такого у него не было, то мы имеем дело с архетипическим образом, потому что распятие на колесе - мифологический мотив. Это древнее солнечное колесо, и распятие означает жертву богу-солнцу, чтобы умилостивить его, так как и человеческие жертвы и жертвы жи­вотных издавна приносились в целях повышения плодородия   земли,  т.  е.  солнце-колесо – очень архаичная идея, древнейшая из существовавших когда-либо у религиозных людей. Ее следы можно обнаружить в мезолите и палеолите, в чем убеж­дают родезийские скульптуры.  Как  показывает современная наука, изобретение колеса относится к бронзовому веку; в палеолите колеса как тако­вого еще не существовало (оно не было изобрете­но).   Родезийское   колесо-солнце   по   возрасту сродни самым ранним наскальным изображениям жи­вотных, и поэтому является первым изображением, вероятно,   архетипического   образа-солнца.   Но этот образ не является натуралистическим изоб­ражением, так как он всегда разделен на четыре или восемь частей (рис. 3). Этот образ, разде­ленный круг, является символом, который можно обнаружить на протяжении всей истории челове­чества, а также и в снах наших современников. Можно предположить, что изобретение колеса на­чалось с этого образа. Многие изобретения воз­никли из мифологических предчувствий и перво­бытных образов. К примеру, искусство алхимии -мать современной химии. Наш сознательный науч­ный разум начался в колыбели бессознательного ума. Человек на колесе в сновидении негра явля­ется повторением греческого мифологического мо­тива Иксиона, который за свою обиду на людей и богов был привязан Зевсом к бесконечно вращаю­щемуся колесу. Я привожу этот пример мифологи­ческого мотива во сне лишь для того, чтобы про­иллюстрировать идею коллективного бессознатель­ного. Один пример, разумеется, еще не доказа­тельство. Но в данном случае нельзя предпола­гать, что негр изучал греческую мифологию, и исключается возможность того, что он мог видеть какие-либо изображения греческих мифологических фигур. Тем более, что изображения Иксиона край­не редки. Я мог бы предоставить вам убедитель­ные и подробные доказательства существования этих мифологических структур в бессознательном разуме. Но за недостатком времени я сначала раскрою вам значение сновидений и снов-сериа­лов, а затем предоставлю все исторические па­раллели, символизм идей и образов которых редко знаком даже специалистам. Мне пришлось работать годы, собирая материал. Когда мы займемся тех­никой анализа сновидений, я более подробно ос­тановлюсь на разборе мифологического материала, а сейчас лишь хочу предварительно заметить, что в слое бессознательного содержатся мифологичес­кие паттерны и что бессознательное формирует содержания, которые невозможно предписать инди­виду и которые, более того, могут оказаться в крайнем противоречии с личностной психологией сновидца. Поразительными порой оказываются и детские сновидения, символика которых подчас поражает глубиной мысли, настолько, что неволь­но воскликнешь сам себе: „Да как это возможно, чтобы ребенок мог такое увидеть во сне?".

В действительности все достаточно просто. Наш разум имеет свою историю, подобно тому, как ее имеет наше тело. Возможно, кому-то и покажет­ся удивительным, что человек имеет аппендикс. А знает ли он, что должен его иметь? Он просто рождается с ним, и все. Миллионы людей не знают, что имеют зобную железу, однако они ее имеют. Так и наш бессознательный разум, подобно телу, является хранилищем реликтов и воспоминаний о прошлом. Исследование структуры коллективного бессознательного может привести к таким открыти­ям, какие делаются и в сравнительной астрономии. Не следует думать, что здесь прячется что-то мистическое. Хотя стоит мне заговорить о коллек­тивном бессознательном, как меня сразу же стара­ются обвинить в обскурантизме. А речь идет всего лишь о новой области науки, и допущение сущест­вования коллективных бессознательных процессов граничит с тривиальным здравым смыслом. Возьмем ребенка: он не рождается с готовым сознанием, но его разум не есть табула раса (tabula rasa) (чистая доска - лат.). У младенца наличествует определенный мозг, и мозг английского ребенка будет действовать не так, как у австралийца, но в контексте жизненных пу­тей современного гражданина Англии. Сам мозг рождается с определенной структурой, работает современным образом, но этот же самый мозг име­ет и свою историю. Он складывается в течение миллионов лет и содержит в себе историю, ре­зультатом которой является. Естественно, что он функционирует со следами этой истории, в точ­ности подобным телу, и если поискать в основах мозговой структуры, то можно обнаружить там следы архаического разума.

Идея коллективного бессознательного дейст­вительно очень проста. Если бы это было не так, можно было бы говорить о чуде. Но я вовсе не торгую чудесами, а исхожу из опыта. С моим опы­том вы бы пришли к таким же выводам по поводу этих архаических мотивов. Случайно „вступив" в мифологию, я всего-навсего прочел больше книг, нежели, возможно, вы.

Так вот, однажды, когда я работал в клини­ке, случился пациент с диагнозом шизофрении и весьма своеобразными видениями. Он рассказал мне об этих видениях и предлагал при этом „взглянуть тоже". Чуть позже я натолкнулся на книгу одного исследователя из Германии (Albrecht Dieterich, „Eine   Mithras-liturgie"),   опубликовавшего   главу о магическом папирусе. Я прочел ее с большим ин­тересом и на седьмой странице обнаружил видение моего лунатика „слово в слово". Это меня потряс­ло. Как могло оказаться, чтобы мой клиент мог увидеть подобное? И это был не просто один об­раз, но серия, и в книге буквально все повторя­лось. Данный случай я опубликовал в „Символах трансформации".

Наиболее глубоко лежащий слой, в который мы можем проникнуть в исследовании бессознательного, - это то место, где человек уже не является отчетливо выраженной индивидуальностью, но где его разум смешивается и расширяется до сферы об­щечеловеческого   разума,   не   сознательного,   а бессознательного, в котором мы все одни и те же. Подобно анатомической схожести тел, имеющих два глаза, два уха, одно сердце и т. д., с несущест­венными индивидуальными различиями, разумы также схожи в своей основе. Это легко понять, изучая психологию первобытных людей. Наиболее ярким фактом в мышлении первобытных является отсутствие различия между индивидуумами, совпа­дение субъекта с объектом, как определил Леви-Брюль, мистическое   участие   (participation mystique). Первобытное мышление выражает ос­новную структуру нашего разума, тот психологи­ческий пласт, который в нас составляет коллек­тивное бессознательное, тот низлежащий уровень, который одинаков  у  всех.  Поскольку  базовая структура мозга и разума одна и та же у всех, то функционирование на этом уровне не несет в себе каких-либо различий. И здесь мы не осозна­ем происходящее с вами или со мной. На низлежащем коллективном уровне царит целостность, и никакой анализ здесь невозможен.

Рис.  4.  Структура  психического  бытия  человека

Если же вы на­чинаете думать о сопричастности, как о факте означающем, что в своей основе мы идентичны Друг другу во всех своих проявлениях, то неиз­бежно приходите к весьма специфическим теорети­ческим выводам. Дальнейшие рассуждения на этот счет нежелательны и даже таят в себе опасность. Но некоторые из этих выводов вы должны исполь­зовать на практике, поскольку они помогают в объяснении множества вещей, составляющих жизнь человека.

Я хочу подытожить сказанное, используя ди­аграмму (рис. 4).

На первый взгляд изображенное здесь может показаться сложным, но, в сущности, все выгля­дит достаточно просто. Представьте, что наша ментальная сфера выглядит наподобие светящегося глобуса. Поверхность, из которой выходит свет является доминирующей функцией личности. Если вы человек, адаптирующийся в окружающем мире, главным образом, с помощью мышления, то ваша поверхность и будет поверхностью мыслящего че­ловека. Ведь вы осваиваете мир вещей и событий путем мышления, и, следовательно, то, что вы пои этом демонстрируете, и есть ваше мышление. Если же вы принадлежите к другому типу, то на­лицо будет проявление другой функции.

На диаграмме в качестве периферической функ­ции выступает ощущение. С его помощью человек получает информацию о внешнем мире. Второй круг -мышление: на основании информации, полученной от органов чувств, человек дает предмету имя. Затем идет чувство, которое будет сопутствовать его наблюдениям. И, в конце концов, человек осо­знает, откуда берутся те или иные явления и что может произойти с ними в дальнейшем. Это интуи­ция, с помощью которой мы „видим в темной комна­те". Эти четыре функции формируют эктопсихическую систему.

Следующая сфера в диаграмме представляет сознательный ЭГО-комплекс, к которому обращены функции. Начнем по порядку: память, функция, контролируемая волей и находящаяся под контролем ЭГО-комплекса. Субъективные компоненты функций могут быть подавлены или усилены силой воли. Эти компоненты не так контролируемы, как память, хо­тя и она, как вы знаете, несколько ненадежна. Теперь мы переходим к аффектам и инвазиям, кото­рые контролируются одной только силой. Единст­венно, что вы можете сделать, это пресечь их. Сожмите кулаки, чтобы не взорваться, ведь они могут оказаться сильнее вашего ЭГО-комплекса.

Разумеется, никакая психическая система не может быть отражена в такой грубой диаграмме. Это, скорее, шкала оценок, показывающая, как энергия или интенсивность ЭГО-комплекса, манифес­тирующая себя в волевом усилии, уменьшается по мере приближения к темной сфере — бессознатель­ному. Прежде всего мы вступаем в личностное под­сознание, некий порог в сфере бессознательного. Это часть психики, содержащая те элементы, кото­рые могут быть осознанными. Многие вещи именуются бессознательными, но это относительно. Есть лю­ди, для которых осознанно практически все, что может осознать человек. Конечно, в нашем цивили­зованном мире есть много неосознанных вещей, хо­тя индусы, китайцы, к примеру, осознают то, к чему наши психоаналитики идут долгим, сложным путем. Более того, живущий в естественных, при­родных условиях человек удивительным образом осознает то, о чем городской житель просто не догадывается, а если и вспоминает, то лишь под влиянием психоанализа. Я обнаружил это еще в школе. Я жил в деревне, среди крестьян, и знал то, чего не знали другие мальчишки в городе. Просто мне представился случай и это во многом помогло мне. Анализируя сны или симптомы фанта­зии невротиков или обычных людей, вы проникаете в сферу бессознательного, вы переступаете этот искусственный порог.

Весьма примечательно то, что человек может развить свое сознание до такой степени, что мо­жет сказать: Ничто человеческое мне не чуждо. (Nihil humanum a me alienum puto).

В конце концов мы подходим к ядру, которое вообще не может быть осознано - сфере архетипического разума. Его возможные содержания появля­ются в форме образов, которые могут быть понятны только в сравнении с их историческими параллеля­ми. Если вы не распознаете определенный матери­ал как исторический и не проведете параллели, то не сможете собрать все содержания в сознании, и последние останутся проецированными (о проецировании см. Лекцию пятую.- Прим. перев.). Со­держания коллективного бессознательного не конт­ролируются волей и ведут себя так, словно никог­да в нас и не существовали - их можно обнаружить у окружающих, но только не в самом себе. К при­меру, плохие абиссинцы нападают на итальянцев; или, как в известном рассказе Анатоля Франса: два крестьянина живут в постоянной вражде. И когда у одного из них спрашивают, почему он так ненави­дит своего соседа, он отвечает: „Но ведь он на другом берегу реки!"

Как правило, когда коллективное бессозна­тельное констеллируется в больших социальных группах, то результатом становится публичное по­мешательство, ментальная эпидемия, которая может привести к революции или войне и т. п. Подобные движения очень заразительны - заражение происхо­дит потому, что во время активизации коллектив­ного бессознательного человек перестает быть са­мим собой. Он не просто участвует в движении, он и есть само движение.

Вы человек, и где бы вы ни жили, вы можете защитить себя реально только путем ограничения сознания, опустошая себя, насколько это возмож­но. Вы всего лишь пылинка, крупица сознания, брошенная в океан жизни, существующий сам по себе. Но если вы не растворитесь и останетесь сами собой, то тут же заметите, что окружающая атмосфера поглощается вами. И вам не удастся избежать этого, потому что кем бы вы ни были -негром, китайцем, - все едино, ибо прежде всего вы - человек.   В   коллективном   бессознательном все люди имеют похожие архетипы, независимо от цвета кожи. Различные уровни мышления отличают лишь истории рас.

Изучая северных американцев, я сделал ин­тересные открытия: американец по причине того, что живет на земле аборигенов, несет в себе краснокожего   индейца.   Краснокожий,   которого американец, возможно, никогда не видел, или негр, несмотря на всевозможные „только для бе­лых", прочно вошли в американца и сделали его принадлежащим отчасти к нации „разноцветных". Эти вещи всецело бессознательны, и говорить о них следует лишь с просвещенными людьми. Нелег­ко, скажем, обсуждать с французом или немцем причины их взаимного недопонимания.

Не так давно я провел приятный вечер в об­ществе весьма образованных людей. Мы говорили о национальных различиях. „Вы цените ясность ро­манского   сознания, - сказал   я, - поскольку   про­игрываете ему. Романское мышление в свою очередь уступает в сравнении с немецким". Все насторожи­лись. Я продолжил: „Зато ваши чувства непревзой­денны, вдобавок абсолютно дифференцированны. Ва­ше искусство может быть гротескным, циничным и тут же сентиментальным: мать теряет свое дитя, последняя любовь или что-то патриотическое - и тут же слезы на ваших глазах. Вы едите сладкое и соленое одновременно. Немец же целый вечер пред­почитает сладкое. Француз при встрече обязатель­но скажет, что ему приятно познакомиться, даже если он готов послать вас к черту. Немец же этим, ничего не значащим приветствиям поверит. Прислав вам из магазина пару подтяжек, помимо обычной платы он будет ждать вашей любви".

 Для немцев вообще характерна подчиненность и недифференцированность чувственной функции. Если вы скажете об этом немцу, он оскорбится. Я бы тоже обиделся. Немец очень привязан к тому, что называется Gemutlichkeit, в переводе „уют". Комната, полная табачного дыма, где царит любовь и взаимопонимание,-это уютно и никто не вправе этот уют нарушить. Все было бы понятно, но необ­ходимо сделать одно замечание: это и есть та са­мая „ясность" подчиненного немецкого чувства. С другой стороны - француз,  для  которого всякое парадоксальное высказывание  обидно, поскольку неясно, и англичанин, который считает, что луч­шие мысли всегда не совсем понятны. Я согласен с этим, то же самое происходит и с чувствами, мыс­лями. Правдивые чувства, в которых вы слегка сомневаетесь, принесут вам только наслаждение. Мысль, в которой нет мягких противоречий, не убедительна.

Теперь займемся вопросом: как достичь тем­ной сферы человека? Я уже говорил вам, что это можно сделать с помощью трех методов анализа-текста словесных ассоциаций, анализом сновиде­нии и методом активного воображения. Начнем с теста словесных ассоциаций. Многим он может по­казаться старомодным, но я часто им пользуюсь, даже в криминальных случаях.

Эксперимент прост: я читаю перечень из ста хорошо знакомых слов, а тестируемый человек должен как можно быстрее отреагировать на каж­дое произнесенное мной слово другим словом, своим. Объясните пациенту, что от него требует­ся произнести первое, пришедшее ему в голову слово. Фиксируйте время каждой реакции с по­мощью секундомера. Эксперимент после первого чтения повторяется снова. Вы повторяете сло­ва-стимулы и испытуемый должен воспроизвести свои предыдущие ответы. В некоторых случаях его память дает „осечку" и воспроизведение оказыва­ется с другим значением, либо вовсе затруднен­ным. Подобные сбои очень важны для исследовате­ля.

Исходная идея теста была утопична - мен­тальные ассоциации. Тест оказался слишком при­митивен для этого. Но именно ошибки, допущенные тестируемым, помогут вам кое-что узнать. Вы произносите элементарное слово, знакомое даже ребенку, а высокообразованный человек не может вам ответить.

Рис. 5. Ассоциативный тест. Высота столбиков показывает среднее время реакции.

Слова-стимулы: 7 - нож, 13 - копье, 1б-бить, 18 - остроконечный, 19  - бутылка.

Почему? Просто это слово натолк­нулось на то, что я называю комплексом. Комп­лекс-скопление  психических  характеристик,  от­меченных специфическим, возможно болезненным, чувством. Комплекс - это то, что обычно тща­тельно скрывают. И тут словно острая молния пронзает толстый слой персоны и попадает в тем­ный пласт сознания. Человек с комплексом денег, например, запнется на словах покупать", „день­ги", „платить".

Мы столкнулись более чем с двенадцатью различными типами нарушений реакции. Продление времени реакции наиболее важно. Чтобы выяснить это, необходимо рассчитать среднее время реак­ции тестируемого. Нарушения могут быть иного характера: реакция более чем одним словом; ре­акция не словесная, а выраженная мимикой, это может быть смех, движения тела, покашливание, заикание и т. д.; ассоциация может не соответс­твовать реальному значению стимулирующего сло­ва; использование одних и тех же слов; исполь­зование иностранного языка; неправильное восп­роизведение, когда память не срабатывает в пов­торном эксперименте, а также полное отсутствие реакции.

Эти реакции не контролируются волей, и по­этому всегда истинны. Результаты теста можно четко проиллюстрировать диаграммой (рис. 5). Высота колонок отражает время реакции на каждое слово. Штриховая горизонтальная линия показыва­ет среднее время реакции. Белые колонки обозна­чают реакции без нарушений, а заштрихованные - нарушенные реакции, время которых превышает среднее. В реакциях 7-10 мы наблюдаем целую се­рию нарушений. Реакция 13 изолирована, но вслед за ней идет еще одна серия нарушений (16-20).

Необходимо отметить, что сам пациент не замечает в своих реакциях отклонений. Наиболее сильное нарушение мы наблюдаем в реакциях 18 и 19. В этом частном случае мы имеем дело с так называемой интенсификацией чувствительности че­рез бессознательные эмоции: когда критическое слово вызвало стойкую реакцию, а следующее ока­залось созвучно первому, можно ожидать большего эффекта, чем от серии обычных ассоциаций. Это называется эффектом усиления чувствительности.

Его применение в криминальных случаях может оказаться полезным. Для усиления эффекта крити­ческих слов-стимулов необходимо расположить их в определенной последовательности, чтобы они могли вызвать стойкую реакцию. Если тестируемый подо­зревается в совершении преступления, для него критическими будут слова-стимулы, имеющие пря­мой намек на преступление.

Тест, изображенный на рис. 5, был проведен со здоровым мужчиной тридцати пяти лет. Замечу, что я провел немало экспериментов с обычными людьми до того, как научился делать выводы из патологического материала. Если вы хотите знать, что беспокоило этого человека, взгляните на сло­ва, вызывавшие нарушения. Свяжите их, и у вас получится неплохая история.

Итак, это был „нож", который вызвал четыре нарушенные реакции. Следующими словами-раздражителями были „копье", „ударить", „острый". „бутылка". Мне было вполне достаточно небольшой серии из пятидесяти слов, чтобы сказать:Я не думал, что с вами могла случиться такая бела. Помните, вы были пьяны и ножом убили челове­ка...". Потрясенный, он во всем мне признался. Этот человек был из респектабельной семьи. Бу­дучи заграницей, он попал в пьяную ссору, в ко­торой ножом убил человека. Он просидел год в тюрьме, но скрывал это, ибо не хотел осложнять себе жизнь.

Рис. 6. Ассоциативный тест.

Я приведу другой пример. Много лет назад, когда я был еще молодым доктором, пожилой про­фессор криминологии спросил меня об эксперимен­те, выразив свое недоверие. Я предложил ему по­пробовать тест на себе. Он согласился, однако после десяти слов устал, и мне пришлось доволь­ствоваться ими. Я сказал ему, что совсем недавно его беспокоили денежные дела, что он боится уме­реть от сердечного приступа. Возможно, он учился во Франции, там у него было любовное приключение. И, как это часто бывает, когда человеку приходят в голову мысли о смерти, память прино­сит светлые воспоминания из далекого прошлого. Как я мог это знать? Это мог понять даже ребе­нок!

У   человека  семидесяти   двух   лет  слово ..сердце" ассоциировалось с „болью", „смерть" с „умирать"; естественная реакция, вызванная бо­язнью смерти. На слово „деньги" он отреагировал обычно - слишком мало". Следующие ассоциации поразили меня: на „плата" он, после некоторого раздумья, ответил „La Semeuse". Это известное. изображение на французской монете. Мы говорили по-немецки, почему же он употребил французское „La Semeuse"? Пришла очередь слову „поцелуй", была долгая реакция и ответ - "красивый". Те­перь я мог представить события связно. Он ни за что бы не использовал французский, если бы это не было связано с определенными ощущениями. Ка­кими? Неприятности с французским франком? Нет, в те дни о девальвации франка не было и речи. Я сомневался-любовь  или  деньги,-что  послужит ключом к разгадке, но реакция „поцелуй" - "кра­сивый" убедила меня в том, что причина - лю­бовь. Он был не из тех, кто ездит во Францию в зрелые годы. Он был в Париже студентом-юристом, учился, возможно в Сорбонне. Теперь я мог с легкостью „соорудить" историю.

Бывают случаи, когда вы сталкиваетесь с настоящей трагедией.  На  рис. 6 представлен тест, проведенный с женщиной тридцати пяти лет. Она лежала в клинике с диагнозом „шизофрения депрессивного характера". Прогноз был удручающ. Она была моей подопечной, но я был не совсем согласен с таким диагнозом. Уже тогда у меня была своя точка зрения по поводу шизофрении: я думал, что все мы в какой-то мере сумасшедшие. Я сделал анамнез, но не обнаружил ничего, что могло бы пролить свет на ее болезнь. Тогда я применил тест на ассоциации и сделал с его по­мощью немаловажные открытия. Первое нарушение было вызвано словом „ангел", а полное отсутс­твие реакции повлекло за собой слово „упорный". У пациентки наблюдалось нарушение реакции на слова   „зло",   „богатый",    „деньги",   „глупый", „дорогой" и „женитьба". Эта женщина была заму­жем за преуспевающим и, по-видимому, довольным жизнью человеком. Я беседовал с ее мужем, и он лишь подтвердил ее слова о том, что депрессия началась спустя два месяца после смерти ее старшей четырехлетней дочери. Тест запутал меня окончательно, я не мог свести воедино и объяс­нить реакции моей пациентки. Вы тоже могли по­пасть в такую ситуацию, особенно если вы не так часто сталкивались с такого рода заболеваниями. Начните со слов, которые не отражают суть ваше­го теста. Если же вы сразу попросите охаракте­ризовать наиболее сильные раздражители, вы мо­жете получить ложный ответ. Поэтому начните с невинных" слов, и я обещаю вам честный ответ.

Я начал с того, что спросил у пациентки, значит ли для нее что-нибудь слово „ангел". Заплакав, она сказала, что это ребенок, которо­го она потеряла. Значение слова „упорный" паци­ентка отрицала, сказав, что оно для нее ничего не значит. Мне трудно было объяснить это. Затем последовала  серьезная  негативная  реакция  на „зло". Она просто отказалась отвечать. Я не мог вытянуть из нее ни слова. „Голубой" ассоцииро­валось у нее с глазами умершего ребенка: „Они были удивительно голубые, когда она родилась, но это не были глаза моего мужа..." В результа­те выяснилось, что глаза у девочки были похожи на глаза бывшего возлюбленного ее матери. Мне удалось расположить пациентку к рассказу.

В небольшом городе, где она росла, жил бо­гатый молодой человек. Она была из обеспеченной, но не именитой семьи. Он - богатый аристократ. Герой, о котором мечтала каждая девочка в том маленьком городке. Она была хорошенькой, верила в себя и надеялась. Но родители сказали, что он богат, и вовсе не думает о ней. А вот мистер та­кой-то, милый человек, и почему бы ей не выйти за него замуж... Она вышла замуж и даже была счастлива первые пять лет своего супружества, до тех пор, пока ее не навестил старый друг дет­ства. В отсутствие мужа он сказал ей, что она причинила боль одному джентльмену (имелся в виду Герой), что он был влюблен в нее, а ее брак был для него ударом. Это известие словно током пронзило нашу пациентку, но она сумела взять себя в руки. Через две недели она купала своих детей - мальчика двух и девочку четырех лет. Вода - это было не в Швейцарии - вызывала неко­торые подозрения, как оказалось, она на самом деле была заражена тифозной палочкой. Мать за­метила, что девочка тянет в рот губку для мытья, но не остановила ее. А когда мальчик попросил пить, она дала ему эту воду. В результате девочка заболела тифом и умерла, мальчика спасли. Получилось то, чего она втайне хотела, -или   дьявол   в  ней   хотел,-возможность  рас­торгнуть брак, с тем чтобы выйти замуж за дру­гого. Получилось, что она совершила убийство. Сама она этого не знала: она излагала только факты, но выводы не делала. Но именно она была в ответе за смерть ребенка, поскольку знала, что опасность заражения была. Предо мной встал воп­рос: сказать ей о том, что она убийца, или сле­дует промолчать? Поясню, криминал ей не грозил, но „известие" могло бы ухудшить ее состояние. Учитывая неблагоприятный прогноз, я решил ис­пользовать шанс: если она осознает свой посту­пок, возможно выздоровление. Я собрался с духом и сказал: „Вы убили своего ребенка". Это был взрыв эмоций, они затмили все, но потом она пришла в себя. Через три недели мы ее выписали. Я наблюдал за ней в течение пятнадцати лет -рецидива не было. Депрессия психологически со­ответствовала ее случаю: она - убийца, и должна понести наказание. Но вместо тюрьмы она оказа­лась в психиатрической лечебнице. Возложив тя­гостную ношу на ее сознание, я фактически спас ее от кары безумия. Признание греха дает силы жить дальше, в противном случае человек обрека­ет себя на неизбежные страдания.


ЛЕКЦИЯ ТРЕТЬЯ

Рассмотрим теперь вкратце вопрос о комп­лексах. Комплекс является агломерацией ассоциа­ций, нечто вроде слепка более или менее сложной психологической   породы - иногда   травматическо­го, иногда просто болезненного аффектированного характера. Аффектированными чувствами достаточ­но трудно управлять. Я, например, нерешительно приступаю к важному для меня делу. Вы заметили, наверное, задавая мне непростые вопросы, что я не могу ответить на них мгновенно. Время моей реакции продолжительно именно потому, что воп­рос серьезен. Я начинаю заикаться, и память не подносит мне необходимого материала. Подобные нарушения - тоже комплекс, несмотря на то что лично я таким комплексом не страдаю. Такие си­туации связаны с физиологическими реакциями: сердечной деятельностью, давлением крови, дыха­нием, состоянием желудочного тракта, раздражи­мостью кожи. Комплекс, что называется, „сидит" в теле, делает его неуправляемым. Имея свои пути" в теле человека, задевая его нервную систему, комплекс вызывает трудноустранимую ре­акцию. То, что имеет небольшую эмоциональную значимость и невысокий тонус, с легкостью может быть устранено, поскольку не имеет своих путей в организме. Такие комплексы не так „прилипчи­вы".

Важным моментом здесь является тот факт, что комплекс с присущей ему энергией имеет тен­денцию образовывать как бы отдельную маленькую личность. У него есть некое исходное тело и оп­ределенное  количество собственной  физиологии. Он может расстроить желудок, нарушить дыхание, изменить сердечный тонус, - словом, ведет себя как парциальная личность. К примеру, когда вы хотите сказать или сделать что-то и, к нес­частью, комплекс вмешивается в это намерение, то вы говорите или делаете совсем не то, что намеревались. Подобные свойства просто вынужда­ют нас говорить о наличии определенной силы во­ли комплекса. Когда мы говорим о силе воли, правомочен вопрос об ЭГО. Наш собственный ЭГО-комплекс — это   агломерация   высокочувстви­тельных компонентов, которыми ЭГО управляет. Поэтому нет  принципиальной  разницы  между ЭГО-комплексом и другими комплексами. У ши­зофреника комплекс эмансипируется из-под созна­тельного контроля до такой степени, что стано­вится видимым и слышимым. Эта персонификация комплексов сама по себе еще не обязательное па­тологическое условие. В снах, например, наши комплексы появляются в персонифицированном ви­де. Можно натренировать себя до такой степени, что они приобретут внешнюю форму и в бодрствую­щем состоянии. В цикле тренировок йоги есть раздел, посвященный подобным персонификациям. В психологии бессознательного есть типичные фигу­ры, имеющие свою собственную определенную жизнь. К примеру, анима и анимус.

В основе объяснительной части лежит факт безусловной иллюзии того, что понимается под единством сознания. Здесь желаемое принимается за действительное. Нам хотелось бы думать, что мы есть нечто единое, одно, но это далеко не так. В действительности мы не хозяева в собс­твенном доме. Комплексы являются автономными группами ассоциаций, имеющими тенденцию жить своей собственной жизнью отдельно от наших наме­рений. И личностное бессознательное, равно как и коллективное,   состоит   из   неопределенного   (в смысле неизвестного) числа комплексов или фраг­ментарных личностей.

В этой мысли содержится многое. Возьмем, например, любого поэта или драматурга. Послед­ний обладает способностью драматизировать и персонифицировать свои ментальные содержания. Когда он создает персонаж, на сцене или в поэ­тическом произведении (драма, новелла), то ду­мает, что этот персонаж - просто продукт его воображения. На самом же деле персонаж в неко­тором смысле сделал сам себя. Автор будет отри­цать, что эти персонажи имеют психологическое значение,  но  фактически,  как  нам  известно, они таки их имеют. Поэтому можно „прочесть" ав­торский разум, когда изучаешь персонажи, кото­рые он творит. Комплексы, следовательно, час­тичные или фрагментарные личности. Когда мы го­ворим об ЭГО-комплексе, то, естественно, пред­полагаем, что последний обладает сознанием, так как взаимосвязь различных содержаний с центром, иными словами с ЭГО, и называется сознанием. Но мы также обладаем сгруппированными содержаниями относительно своего центра, некими ядрами, в других комплексах. Поэтому позволительно спро­сить: обладают ли комплексы своим собственным сознанием?.  Я считаю, что да, и настаиваю на этом здесь (на существовании отдельной точки сознания внутри комплексов) только потому, что комплексы играют большую роль в анализе снови­дений. Вы помните диаграмму, демонстрирующую различные сферы сознания и темный центр бессоз­нательного посередине. Чем ближе вы приближае­тесь к центру, тем больше вы имеете дело с тем, что Жане (Janet) называет понижением ментально­го уровня: сознательная автономия начинает ис­чезать, и вы все больше и больше оказываетесь в плену бессознательных содержаний. Сознательная автономия теряет свое напряжение и энергию, и эта энергия вновь возникает в возрастающей ак­тивности бессознательных содержаний. Этот про­цесс в своей крайней форме можно наблюдать при внимательном изучении случаев безумия. Обворо­жительность бессознательных содержаний посте­пенно нарастает, и контроль сознания пропорцио­нально падает до тех пор, пока в конце концов пациент полностью не погружается в бессозна­тельное и не становится жертвой. Теперь он жертва полной автономной активности, которая имеет своим началом не ЭГО, а темную сферу.

Для завершения разговора о тесте словесных ассоциаций я должен упомянуть о совершенно дру­гом эксперименте. Экономя время, я не буду вхо­дить в его подробности. Результат наших объем­ных исследований, проводившихся в семьях, отра­жен в диаграммах (рис. 7). Например, небольшая величина на рис. 7, А - это класс или категория ассоциаций.  Принцип  классификации - логический и лингвистический. Я подразделил ассоциации на пятнадцать категорий. Мы провели тест во многих семьях, по определенным причинам среди малооб­разованных людей, и выяснили, что типы ассоциа­ций и реакций особенно совпадают среди опреде­ленных членов семьи, например, отец и мать, два брата, мать и ребенок.

Опишу случай, представленный на рис.7, А: это   был   несчастный   брак,   отец - алкоголик, мать - эксцентричная особа. На диаграмме видно, что шестнадцатилетняя дочь полностью повторяет тип матери. Более тридцати процентов всех ассоциаций у них было представлено одинаковыми словами. Это удивительный случай ментальной „инфекции". Мате­ри 45, замужем за алкоголиком, жизнь не удалась. У девочки такие же реакции, что и у матери. Представьте, что может случиться с ней, когда она вступит в жизнь, шестнадцатилетняя девочка, которой уже сорок пять и которая побывала заму­жем за алкоголиком. Скорее всего, она будет ис­кать такого и выйдет за него замуж.

На рис. 7, Б изображен не менее поразитель­ный случай. Вдовец жил с двумя дочерьми в полном согласии, о чем говорят все графики. Конечно, это неестественно, поскольку либо реакции были девичьими, либо девочки реагировали по мужскому типу, что выражалось даже в манере их разговора. В этом случае мы наблюдаем привнесение чуждого элемента в сознание.

Рис. 7. Семейный ассоциативный тест.

Рис. 7, В - это случай мужа и жены, который вносит некоторый оптимизм в мои достаточно пес­симистические примеры. Вы видите здесь гармонию, но не думайте, что для этой пары это рай. Полная гармония в семье, основанная на участии, вскоре может привести к безумным попыткам супругов ос­вободиться друг от друга. Тогда они придумывают раздражающие обоих темы для дискуссий для того, чтобы иметь причину чувствовать себя непонятым. Если вы изучали психологию брака, вы знаете, что все неприятности происходят от этих хитроумных „изобретений", которые не имеют под собой ника­кого основания.

Рис. 7, Г не менее интересен. Две сестры живут вместе, одна из них замужем. Их пиковая ре­акция проходит под номером V. Жена в предыдущем случае - сестра этих двух женщин, и, возможно, все они принадлежат к одному типу, но она вышла замуж за человека иного типа. Их пик на рис. 7, В проходит под номером III.

Состояния идентичности или участия, проде­монстрированные в ассоциационном тесте, могут быть подтверждены другими опытами, например с помощью графологии. Почерк жен, особенно моло­дых, часто похож на почерк мужей. Не знаю, быва­ет ли такое сейчас, но думаю, что человеческая природа остается неизменной. Иногда получается наоборот, потому что так называемый „слабый пол" не всегда бывает слабым.

Дамы и господа, сейчас мы перейдем услов­ную границу реального мира и отправимся в мир сновидений. Я не хочу делать какого-либо особо­го вступления к разделу по анализу снов и ду­маю, что лучшим способом осветить суть идеи бу­дет практически показать вам, как я работаю с явлениями сна.

Случай с мужчиной 40 лет, женатым, до этого не болевшим. Выглядит превосходно, он - директор большой общественной школы, весьма интеллиген­тен, ранее изучил некоторые, ныне вышедшие из моды области психологии, в частности вундтовскую, ничего общего не имеющую с деталями челове­ческой жизни, но уводящую в стратосферу абстрактных идей. В последнее время был серьезно встревожен невротическими симптомами. Он стал страдать особого свойства головокружениями, на­падавшим на него время от времени сердцебиением, тошнотой, ознобом и приступами слабости и удушья. Данный синдром представил картину болез­ни, хорошо известную в Швейцарии. Это горная бо­лезнь, случающаяся с людьми, не привыкшими к большим высотам и легко возникающая у них при восхождениях. Поэтому я спросил: „А не горная ли это у вас болезнь?" Он ответил: „Да, вы пра­вы. Похоже на горную болезнь". Я спросил, были ли у него сновидения, и он ответил, что совсем недавно видел три сна.

Я не люблю анализировать единичные сны, так как их можно интерпретировать весьма неопреде­ленно. Дело существенно меняется в случае серии из двадцати или, скажем, ста снов: тут есть что сравнивать и легко выделить устойчивые информа­тивные признаки. Здесь наяву процесс, происхо­дящий в бессознательном из ночи в ночь и для­щийся непрерывно. Существует предположение, что мы видим постоянно, и стало быть и днем тоже, хотя в последнем случае этого не воспринимаем, так как сознание подавляет их (окклюзия). Но бессознательное  работает  непрерывно  днем  и ночью. И вот ночью, когда происходит понижение ментального   уровня   (abaissement   du   niveau mental), сны прорываются в психическую сферу и становятся видимыми.

В первом сне пациент обнаружил, что нахо­дится в маленькой швейцарской деревушке. Пред­ставительный, в длинном черном пальто, он держит подмышкой несколько толстых книг. Появляется группа молодых людей, лица которых ему знакомы. Это его бывшие товарищи по школе. Они смотрят на него и говорят: „Этот парень не очень-то часто здесь появляется".

Чтобы понять сон, необходимо вспомнить, что пациент имел относительно высокий уровень образования и занимает достаточно высокий уро­вень социальной лестницы. Тем не менее ему пришлось все начинать с нуля, так как в извест­ном смысле он Self made man (Человек, самостоятельно выбившийся в люди: человек, всем обязан­ный самому себе (прим. перев.).) Его родители были бедными крестьянами, так что дорогу пришлось пробивать самостоятельно. Пациент очень амбициозен и полон надежд, что поднимется еще выше.

 

Рис. 8. Сон о поезде.

По ассоциации  картина  напоминает  человека, вскарабкавшегося от береговой морской отметки до высоты 2000 метров и теперь рассматривающего окрестные вершины еще большей высоты, возвышаю­щиеся над ним. Человек забыл, что 2000 метров уже пройдены, пора отдохнуть, но нет, он наме­рен немедленно начать новый подъем; человек не осознает, что он устал и в данный момент не способен идти дальше. Утрата понимания сложив­шейся ситуации и есть причина симптома горной болезни. Сон донес до него реальную психологи­ческую ситуацию. Контраст его представительной фигуры с книжками в родной деревне и среди де­ревенских мальчишек, заметивших, что он не час­то появляется в ней, означает, что пациент не часто вспоминает, откуда он появился. Напротив, он думает о своей будущей карьере и надеется получить место профессора. Поэтому сон ставит его обратно в прошлое окружение, помогая осоз­нать и оценить результаты по сравнению с нача­лом работы, а также границы естественных чело­веческих усилий.

Начало второго сна - типичный пример явле­ния, возникающего тогда, когда сознательная ус­тановка совпадает со сновидческой.

 Сновидец знает, что должен отправиться на важную конференцию, и берет свой портфель. За­мечает, что время поджимает, поезд скоро отой­дет, и начинает суетиться, боясь опоздать. Он пытается собрать свою одежду: шляпы нет, пальто лежит на месте. Бегает по всему дому, в поисках того и другого, и кричит: „Где мои вещи?" В конце концов все находится, и герой выбегает из дому. При этом обнаруживается, что забыт порт­фель. Он возвращается за портфелем и смотрит на часы, убеждаясь в том, что действительно опаз­дывает. Затем бежит на станцию по дороге, кото­рая до странности настолько мягкая, что будто бежишь по мху, и ноги двигаются с большим тру­дом. Задыхаясь, наш герой прибегает на станцию и видит, что его поезд только что ушел. Тут его внимание привлекает железнодорожное полотно, которое выглядит примерно как на рис. 8. Снови­дец находится в А, хвост поезда уже в В, а па­ровоз в С. Он наблюдает за составом, огибающим всей своей длиной кривую, и думает при этом следующее: „Если машинист достаточно умен, то сообразит, подойдя к точке D, не давать полный пар, так как если он это сделает, то длинный состав, все еще огибая кривую, сойдет с рельс". Паровоз подходит к D, и машинист дает полный пар: паровоз резко тянет состав вперед. Снови­дец видит разворачивающуюся катастрофу - состав сходит с рельс - и кричит, просыпаясь в кошмар­ном страхе.

Всякий раз, когда кто-либо видит сон с по­добной ситуацией опаздывания, с сотней препятс­твий и помех, то ведет себя во сне точно так же, как и в реальности, разумеется если при этом что-то переживает. А переживает и нервни­чает   потому,   что  происходит  бессознательное сопротивление сознательному намерению. Наиболее раздражающим является то, что сознательно сно­видец очень сильно чего-то хочет, а невидимый дьявол всячески работает против него, и этот дьявол и есть сам сновидец одновременно. Во сне идет работа против этого дьявола, но делается она весьма суетливым образом, излишне неровно. В описываемом случае развитие сюжета происходит против воли сновидца. Он не хочет оставлять дом и, однако, хочет этого весьма сильно; поэтому все помехи и трудности на пути созданы им же самим Он и тот самый машинист, который думает: "Ну все, теперь у нас нет проблем, кривую объ­ехали впереди прямой участок и можно дать пол­ный пар". Прямая линия на кривой соответствует более высоким пикам из первого сна, о которых сновидец думал, что они посильны для него.

Но сон предупреждает, что Герой не должен быть таким глупым, как машинист, давший полный пар, когда хвост состава еще не вышел из поворо­та. А это как раз то, о чем мы всегда забываем; забываем, что сознание - всего лишь поверхность, лишь авангард нашего психического существования. Голова - только один конец, а за ним, за аван­гардом-сознанием - длинный хвост колебаний, сла­бостей, комплексов, предрассудков и унаследован­ных качеств. Мы же почти всегда принимаем реше­ние без учета факторов прошлого. И порой сходим с рельс.

Я всегда говорю, что наша психология тащит за собой длинный хвост, как у ящерицы, заключа­ющий в себе всю историю индивидуального рода, нации, Европы и всего человечества. Мы всегда всего лишь люди и не должны забывать, что несем свою ношу, все бремя человеческого. Будь у нас только головы, мы были бы как ангелы, у которых голова да крылья, и, конечно, ангелы могут де­лать все, что хотят, ибо не имеют тела, обязы­вающего ходить только по земле. Нужно еще отме­тить, что хитроумное движение состава напомина­ло змею. Это важно, и, скорее, не для сновидца, а для интерпретатора. Сейчас мы увидим почему.

Следующий сон - завершающий цикл и решающий в нем. Необходимы некоторые пояснения. В этом сне мы встречаемся с необычным животным - напо­ловину ящерицей, наполовину крабом. Перед тем, как приступить к деталям, необходимо сказать о методе работы над осмыслением сновидения. Как вы знаете, существуют различные точки зрения и мно­жество ложных путей к пониманию снов.

Метод свободных ассоциаций в этом случае представляется весьма сомнительным, что показы­вает опыт. Свободные ассоциации показывают и означают, что перципиент открыт любому коли­честву и виду ассоциаций, а они, естественно, ведут к его комплексам. Но если, как вы понимаете, я не хочу знать комплексов моих пациентов. Положим, мне это интересно, и я хочу знать, что сны обязаны сказать о комплексах, а не что есть комплексы. И я хочу знать, что человеческое бессознательное делает с его комплексами. Для чего он готовит сам себя. Это то, что я вычиты­ваю из снов. При использовании метода свободных ассоциаций я не нуждался бы в снах как таковых. Я достал бы знаковую доску, например „Дорожка к тому-то и тому-то", дал бы клиентам свободно поразмышлять, и они непременно привели бы меня к своим комплексам. Сядьте в венгерский или русский поезд, взгляните на диковинные знаки на непонятном языке, и вы сможете проследить все свои комплексы.

Моя цель иная - не знать комплексов, но знать, что есть сон. Поэтому я рассматриваю сновидение как некий текст, который не совсем понимаю, скажем, на латинском, греческом или санскрите. Какие-то слова мне неизвестны или сам текст фрагментарен; я использую обычный ме­тод, который применяет любой филолог при чтении подобного текста. Идея заключается в том, что сам сон ничего не скрывает — мы просто не пони­маем его язык. Предположение, что сон может что-то скрывать зиждется на антропоморфической иллюзии. Ни одному филологу не придет в голову, что кусок текста на санскрите или клинописная табличка что-то скрывает. В Талмуде есть очень мудрое замечание, гласящее: в самом сне заклю­чено и его толкование. Сон сам по себе закончен и целостен, и если думать, что он прячет нечто позади себя или в себе самом, то это значит просто не понимать его как таковой.

Поэтому, имея дело с тем или иным сном, прежде всего говоришь себе: „Здесь я не понимаю ни слова". Я всегда приветствую это чувство не­компетентности, так как знаю, что придется про­делать большую работу, чтобы понять его. Итак, что же я делаю. Я пользуюсь филологическим мето­дом и логическим принципом, называемым амплифи­кацией. Это не более чем простые поиски парал­лелей. К примеру, при встрече с редким словом, ранее не попадавшимся, вы пытаетесь найти парал­лельные куски текста, где это слово также появ­ляется.

Так мы учимся читать иероглифы, клинопись; аналогично можно научиться читать сны.

Как я нахожу контекст? Здесь необходимо следовать принципу ассоциативного эксперимента. Вот сны мужчины, в которых фигурирует простой деревенский дом. Могу ли я знать, с чем связан простой крестьянский дом в мышлении этого чело­века? Конечно, нет, да и как я могу знать? Знаю ли я, что простой деревенский дом означает для него в общем? Тоже нет. Следовательно, я прямо спрашиваю: „Каким образом эта вещь могла возник­нуть в поле вашего сознания?" - или, другими словами, каков подтекст, каково ментальное кли­ше, в которое данный термин (данное понятие) „простой крестьянский" дом впечатан? И он может ответить вам нечто весьма удивительное.

К примеру, кто-то говорит „вода". Могу ли я знать, что имеется в виду? Разумеется, нет. Я ставлю текстовое или сходное слово как вопрос и получаю ответ „зеленая". А другой скажет Н20, что совершенно другое. Третий скажет „быстросеребристая" или „самоубийство". Каждый раз я уз­наю словесную ткань или образ в нее впечатан­ный. Это и есть амплификация.

Разумеется, здесь необходимо упомянуть о заслуге Фрейда, который создал саму постановку проблемы сновидений и позволил нам к ней подой­ти в прямом смысле слова. Согласно его идее, сон есть искаженное представление (репрезента­ция) скрытого несовместимого желания, несогласуемого с сознательной установкой, в силу чего оно цензурируется, т. е. искажается, чтобы соз­нание его не узнало. В то же время это скрытое желание не дает себе умереть и стремится проя­виться во что бы то ни стало. И затем Фрейд сам говорит: „Дайте нам преодолеть это искажение;

будем естественны, оставим свои искаженные тен­денции и позволим ассоциациям течь свободно, тогда-то мы и придем к своим естественным собы­тиям, а именно к комплексам". Это совершенно иная точка зрения относительно моей, Фрейд ищет комплексы, я - нет. В этом-то и вся разница. Я ищу то, что бессознательное совершает над комп­лексами, ибо меня это интересует гораздо силь­нее, чем тот факт, что люди обладают комплекса­ми. У нас у всех есть комплексы; это весьма малоинтересный и банальный факт. В их числе и комплекс инцеста, который можно найти у всех, стоит только поискать; он ужасно банален и не стоит внимания. Но интересно другое - что люди делают со своими комплексами. Это по крайней мере практический вопрос.

Фрейд использует метод свободных ассоциа­ций и основывается на принципе, который в логи­ке называется reductio in primam figuram, возв­ращение к первой фигуре. Это силлогизм, сложный ряд логических заключений, в ходе которых от исходного резонного положения путем различных допущений и инсинуаций постепенно переходят к его полной противоположности. Сны, по Фрейду,-это полное искажение, которое маскирует ориги­нал, и вам только нужно распутать паутину, что­бы добраться до исходного содержания, которое может быть следующим: „Я хочу совершить то или это; у меня есть такое-то и такое-то несовмес­тимые желания". Приведу пример, используемый в логике. Начнем с очевидного предположения: „Нет неразумного свободного бытия". Другими словами неразумное не имеет свободной воли. Далее пер­вый шаг к заблуждению: „Следовательно, нет сво­бодного бытия неразумного". Это - уже трюк, со­физм; и с этим трудно согласиться. Продолжаем: „Все люди свободны" (все обладают свободной во­лей). И „триумфальный" конец: „Следовательно, нет неразумных людей". Полная чепуха.

Можно предположить, что сам сон является чепухой. Это логично, потому что очевидно, что сон есть нечто абсурдное: иначе его можно было бы запросто понять. Но, как правило, сны не по­нимает никто; и едва ли когда-либо кто-либо ви­дел сны, которые были бы ясны с начала до кон­ца. Даже в первобытных племенах, где уж весьма внимательны к сновидениям, и там считают, что обычные сны ничего не значат. Но есть особые „большие сны", вожди и целители могут видеть „большие сны", а прочие люди - нет. Здесь их рассуждения   весьма   сходны   с  европейскими. Столкнувшись с нелепым сном, вы скажете: „Это чепуха, должно быть искажение реальных, разум­ных событий". Вы во всем разберетесь, используя reductio in primam figuram, и придете к перво­начальному, устраивающему вас положению. Итак, вы убедились - метод интерпретации сновидений Фрейда вполне логичен, если вы допустите, что содержание снов действительно бессмысленно.

Не следует также забывать, что, делая заяв­ление относительно бессмысленности тех или иных вещей, мы, возможно, просто их не понимаем, мы не Боги, а напротив - всего лишь люди с ограни­ченными способностями мыслить. Когда душевно­больной пациент говорит мне о чем-то, я могу по­думать: „Все, что он мне говорит, - чушь", - но если я по-настоящему занимаюсь наукой, то скажу, что не понимаю его. Но если я антинаучен, я по­думаю: „Этот парень всего лишь сумасшедший, а я разумен". Подобного рода аргументации и являются причиной того, что люди с неуравновешенной пси­хикой часто хотят стать психиатрами. По-челове­чески это понятно, ведь это дает величайшее удовлетворение: будучи не уверенным в себе са­мом, вы можете сказать: „О, другие гораздо ху­же". И потому вопросы остаются. Можно ли катего­рически заявлять, что сон - это чушь? Вполне ли мы уверены, что знаем это? Уверены ли мы, что сон - это искажение? Можно ли быть абсолютно убежденным, обнаруживая нечто, прямо противопо­ложное своему ожиданию, что это просто искаже­ние? Природа не совершает ошибок. Правильно или неправильно - категории   человеческие.   Естествен­ный процесс - это всего лишь то, что есть, и ни­чего больше; его нельзя называть чепухой или бессмыслицей. Единственный несомненный факт -это то, что снов мы не понимаем. Посему, являясь не Богом, а человеком ограниченных способностей, я предпочитаю думать, что просто не понимаю снов. Отсюда я отвергаю точку зрения, что сон является искажением сознательных представлений. И если сон мной не понят, то искажен мой созна­тельный разум.

Но нужно избегать спекуляций и теорий, когда имеешь дело с такими мистериальными про­цессами, как сны. Нельзя забывать, что тысяче­летиями любой разумный человек, обладающий зна­ниями и опытом, придерживался совершенно других взглядов на сновидения. И только совсем недавно появилась теория, что сны ничего не содержат. Во всех других цивилизациях считали иначе.

 А теперь „большой сон" моего пациента. „Я в деревне в простом крестьянском доме с пожилой крестьянкой. С виду похожей на мать. Рассказываю ей о большом путешествии, которое планирую со­вершить. Я собираюсь отправиться из Швейцарии в Лейпциг. Ее очень впечатляет мой рассказ, что в свою очередь очень меня радует. В этот момент я выглядываю в окно на сельский луг, там крестьяне сгребают сено. Сцена внезапно меняется, и появ­ляется чудовище-огромный краб-ящерица. Вначале оно движется на меня влево, затем - вправо, так что в конце концов я оказываюсь между клешнями, словно между лезвиями ножниц. Тогда я хватаю ме­таллический прут, бью этого монстра по голове и убиваю его. Затем еще некоторое время стою рядом и рассматриваю поверженного врага".

Прежде чем углубиться в исследование по­добного сна, я всегда стараюсь создать некото­рую последовательность, потому что сон имеет свою пред- и послеисторию. Он является частью психического клише, действующего непрерывно; у нас нет причин считать, что в психических про­цессах нет непрерывности, так же как нет причин думать,  что  существуют  какие-либо „пределы", „щели" в натуральных процессах. Поскольку при­рода представляет континуум, то и психическое весьма вероятный континуум. Сон в этом смысле всего лишь одна вспышка или одно из наблюдений психического континуума, ставшее видимым на ка­кой-то момент. Как непрерывность, он связан с предыдущими снами. В предыдущем сне уже возни­кало специфически змееподобное движение поезда.

После сна с поездом, этот сон - возвраще­ние в окружение раннего детства, мой пациент в обществе   крестьянки-матери - легкий   намек   на собственную мать. Он впечатляет нейтральную по „роли" женщину своим величием и грандиозным планом путешествия. Лейпциг-аллюзия на его надежду получить там место. Чудовищный краб-ящерица-внешняя сторона эмпирического опыта, это, очевидно, продукт бессознательного.

Теперь мы приступаем к действительному контексту. Я спрашиваю его: „А каковы у вас ас­социации с простым крестьянским домом?" И, к моему удивлению, он отвечает: „Это лепрозорий св. Якова неподалеку от Базеля". Сие заведение очень старый лепрозорий, и здание до сих пор сохранилось. Само место очень известно благода­ря большому сражению, развернувшемуся там в 1444 году. Швейцарцы бились против войск Бур­гундского князя, армия которого пыталась прор­ваться в Швейцарию, но была остановлена аван­гардом швейцарского войска численностью 1300 человек. Количество бургундцев составляло  30000 воинов. Сражение происходило в местечке у леп­розория св. Якова. Швейцарцы все до единого че­ловека пали в бою, но своей жертвой предотвра­тили дальнейшее продвижение врага. Героическая смерть этих 1300 человек-знаменательный момент в истории Швейцарии, и ни один швейцарец не спо­собен говорить об этом без чувства патриотизма.

Всякий раз, когда сновидец сообщает нечто подобное, вы должны разместить получаемую ин­формацию в контексте самого сноведения. В дан­ном случае это означает, что сновидец сам нахо­дится в лепрозории. Лечебница называется „Сиехенхаус", больничный дом. По-немецки „больной" означает „прокаженный". И сот он болен, изоли­рован от общества, помещен в лечебницу. Лечеб­ница, ко всему прочему, связана местом нахожде­ния с отчаянным сражением, в котором погибло 1300 человек. Само сражение произошло из-за то­го, что авангард не подчинился приказу. Он имел четкие инструкции не ввязываться в сражение, а ждать подхода всей швейцарской армии. Но при виде врага воины не см.огли сдержать боевого по­рыва и, вопреки приказу, ринулись в бой, в ре­зультате чего все погибли. И здесь снова возни­кает схема-идея несвязанности головы и хвоста, и снова действие заканчивается фатально. Не­вольно подумалось: „Какая же опасность подсте­регает этого человека?" Эта опасность не просто его амбиция или желание быть с матерью и совер­шить инцест или нечто подобное. Вспомним маши­ниста. Его фигура означала, что пациент имел тенденцию рваться вперед, не думая о хвосте, он вел себя так, словно состоял из одной головы -точно так думал и армейский авангард. Ему каза­лось, что он и есть вся армия. Подобное отноше­ние и есть причина горной болезни. Пациент заб­рался слишком высоко и не подготовился к высоте, забывая при этом, откуда он начал свое вос­хождение.

По поводу женщины сновидец ответил: „Это моя прачка". Его прачка была вдовой, старомодной, необразованной, жившей, естественно, более примитивно, чем он сам. Поскольку клиент принадлежал к интеллек­туальному типу, его чувственная сфера играла второ­степенную роль. Поэтому чувство как таковое было мало­дифференцированным и находилось на одном уровне с прачкой. Пытаясь произвести впечатление на прачку, сновидец по сути воздействовал на Лейпциг.

По поводу поездки он заметил: „О, это моя цель. Я хочу пойти дальше и получить кафедру". Налицо безудержное стремление, налицо глупая попытка,   налицо - горная   болезнь;   он   хочет вскарабкаться слишком высоко. Его чувство было глубоко подавлено, и поэтому не содержало вер­ных оценок, оставаясь слишком наивным. Кресть­янка ассоциируется с собственной матерью. Су­ществует много способных интеллигентных людей со   слабо   развитой   дифференцировкой   чувств, вследствие этого само чувство находится под влиянием материнского, оно идентично материнс­кому. Такие люди несут в себе много материнских свойств в чувственной сфере; они очень любят детей,  внутреннюю обстановку  дома, красивые. комнаты и старые дома. Иногда случается, что, достигнув сорока, эти индивиды обнаруживают мужское начало, и здесь их поджидает психологи­ческий конфликт.

Таким образом, мужские чувства оказываются, так сказать, женскими и, как таковые, возникают и проявляются в снах. Я обозначаю их термином анима, поскольку эти чувства оказываются персонифика­цией нижних подчиненных функций, связывающих человека с коллективным бессознательным. Кол­лективное бессознательное в мужчине, как целое, представлено в женской форме. У женщин оно воз­никает в мужской форме и представлено анимусом.

На мой вопрос, что пациент имеет в виду, когда говорит, что крестьянка находилась под сильным впечатлением от плана поездки, он ска­зал: „Это следствие моего хвастовства. Я люблю прихвастнуть перед любыми людьми, чтобы пока­зать, кто я есть, люблю быть на сцене, когда общаюсь с малообразованным людом. К несчастью, мне почти всегда приходится быть в окружении малокультурных людей". Когда человек возмущает­ся примитивом окружающей среды и чувствует, что он слишком высок для своего круга, то неполно­ценность среды в нем самом проецируется во внешнюю среду, и там он начинает заниматься ве­щами, которыми должен был бы заниматься в себе самом. Когда он говорит: я помню о своем неда­леком окружении, то должен был бы сказать, - я слежу за тем фактом, что мое собственное внут­реннее окружение явно ниже нормы. Правильными оценками он не располагает и не полноценен в чувственной жизни. Это и есть его проблема.

Но вернемся к сюжету сна. „В этот момент он выглядывает из окна и видит крестьян, соби­рающих сено". Это вновь образ чего-то, что про­исходило у него в прошлом. Он возвращает его к схожим картинам и ситуациям. Лето, и нужно встать рано и идти ворошить сено целый день, может придется остаться на вечер. Конечно, это простой, честный труд, и им заняты все простые, честные люди. Он вспоминает, что у него в каби­нете есть картина, висящая на стене и изобража­ющая крестьян, собирающих сено. „Вот это и есть происхождение образа в моем сне".

Следующая часть сна более затемненная—по­является краб-ящерица. Я спрашиваю, откуда он мог появиться. „Это мифическое чудовище, кото­рое пятится задом. Откуда он мог появиться во сне, я не знаю, наверное из сказок или чего-то в этом роде". То, что он вспоминал до этого, являлось вещами, которые любой из нас может встретить в реальной жизни, предметами, реально существующими. Что касается краба, то это ар­хетип и в реальной жизни невозможен. Аналитик, имея дело с архетипом, прибегает к размышлению. Имея дело с персональным (личностным) бессозна­тельным, нам непозволительно слишком много при­думывать и добавлять что-либо к ассоциациям па­циента. Можете ли вы что-либо прибавить к лич­ности кого-нибудь еще? Вы же сами по себе тоже личность. Другой человек живет своей собствен­ной жизнью и собственным разумом, поскольку он личность. Но в той степени, в какой он не лич­ность, в той степени, в какой он рядовой индивид, особь, он обладает одинаковой структурой -базовой структурой разума, сознания, и здесь я могу начать думать, становиться его партнером.

Я даже могу обеспечить его необходимым контекс­том, которого у него нет; он не знает, откуда появился краб, и не понимает, что все это озна­чает, а я знаю и могу помочь снабдить его этим знанием.

Я указал ему, что мотив героя появляется через сны. У него относительно самого себя на­личествовала фантазия героя, явившаяся на по­верхность в последнем сне. Он везде герой - и в длинном пальто, и с грандиозным планом, герой, когда умирает на поле боя в сражении неподалеку от лечебницы св. Якова. Он собирается показать миру,  кто  он  таков,-и,  конечно,  он  герой, когда побеждает чудовище. Мотив героя неизменно сопровождается мотивом дракона: дракон и герой, борющийся с ним,-две фигуры одного и того же мифа.

Здесь дракон возникает в виде краба-ящери­цы. Само появление еще, конечно, не объясняет того, что дракон представлен как образ его психологической  ситуации. Поэтому последующее разворачивается  вокруг чудовища. Когда оно движется сначала налево, а потом направо, у сновидца возникает впечатление, что он стоит на углу, который замыкается на нем наподобие раскрытых ножниц. Это может стать фатальным. Он читал Фрейда, и, согласно ему, рассматривает ситуацию как желание инцеста, чудовище на поверку оказы­вается матерью, угол раскрытых ножниц - ноги матери, а он, стоящий между ними, является только что рожденным или намеривающимся вер­нуться назад.

Но весьма странно, однако, для мифологии, что дракон есть мать. Этот мотив можно встретить во всем мире, и само чудовище называют ма­терью-драконом. Мать-дракон каждый раз поедает свое дитя, она засасывает его обратно после то­го, как порождает, „чудовищная мать", как ее иначе называют, ждет с широко раскрытым ртом свою добычу где-то у западных морей, и, когда человек приближается к этому рту, чудовище заглатывает жертву. Чудовищный образ является матерью каменных гробов, пожирателем плоти; это в измененном виде Матута, мать мертвых, или боги­ня смерти.

Подобные параллели еще недостаточны в объ­яснении, почему в данном сне возник обраэ кра­ба-ящерицы. Я придерживаюсь (на это есть свои причины) мнения, что представления психических фактов в образах, подобных змее или ящерице, или крабу, или мастодонту, или аналогичным жи­вотным, содержат в себе органическую основу. К примеру, змея очень часто представляет собой цереброспинальную систему, особенно нижние мозговые центры; в частности, продолговатый мозг и спинальный шнур. Краб, с другой стороны, имея только   симпатическую   систему,   представляет главным образом симпатику и парасимпатику живо­та; область абдоминальную. Поэтому при переводе текста самого сна это можно прочесть следующим образом: продолжая в том же духе, есть риск поставить против себя симпатическую и цереброс­пинальную систему и получить болезненный укус от нее, то бишь резкое нарушение деятельности симпатической и цереброспинальной системы. Фак­тически так и случается. Симптомы невроза сно­видца выражают недовольство симпатических функ­ций и цереброспинальной системы против его соз­нательной установки.

Краб-ящерица привнес архетипическую идею героя и дракона как смертельных врагов. Но в некоторых мифах можно обнаружить интересный факт - герой связан с драконом не только борь­бой. Напротив, есть указания, что сам герой -это дракон. В скандинавской мифологии герой распознается по тому, обладает ли он змеиными глазами. И если у него змеиные глаза - он змея. Есть и другие мифы, содержащие ту же идею. Кекропс, основатель Афин, изображался могучим муж­чиной со змеиным хвостом вместо ног. Души геро­ев часто после смерти появляются в форме змей.

В сне чудовище движется сначала налево; я спрашиваю об этом. Он говорит, что, по-видимо­му, краб не знал дороги. Левая сторона - неудач­ная, зловещая, угрожающая. Она неблагоприятна. Правая сторона неблагоприятна для чудовища, по­тому что во время этого перемещения его насти­гает прут и убивает. Теперь о позиции в углу между движениями. Сновидец понял ее как попытку инцеста и сказал: „Фактически я чувствовал себя в окружении с любой стороны и ощущал миссию ге­роя, который собирается сразить чудовище". Та­ким образом, он реализовал мотив героя.

В отличие от мифического героя он сразил чудовище не оружием, а железным прутом. Он ска­зал: „Судя по результату, мне показалось, что это магический прут". Определенно он расправил­ся с крабом магическим образом. Прут — другой мифологический символ. Часто он содержит сексу­альную   аллюзию,   а   сексуальная   магия - это средство защиты от опасности. Прут есть инстру­мент, а инструменты в снах означают то, чем в действительности    являются, - средствами,    кото­рыми человек конкретизирует свое желание. К примеру, нож выражает желание резать; когда я пользуюсь копьем, то удлиняю свою руку; с по­мощью ружья можно проецировать влияние своего действия на большое расстояние; с помощью те­лескопа то же самое происходит и для зрения. Инструмент есть механизм, который представляет мое желание, мою способность и умение. Инстру­менты в снах символизируют аналогичный психоло­гический механизм. Инструмент сновидца - маги­ческий прут. Он использует волшебную штуку. чтобы изгнать чудище, т. е. свою нервную систе­му, заведующую чувственной сферой.

Что же это означает в действительности? Как думает пациент, опасности нет. Так часто и делают. Надо хорошо подумать, что чего-то нет и этого не будет. Как ведут себя люди, состоящие только из головы? Они используют свой интел­лект, чтобы считать многие вещи несуществующи­ми; они убеждают их исчезнуть. Говорят: „Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда". Так поступил и мой сновидец. Он прос­то устранил чудище. „Краба-ящерицы нет: нет противоположного желания, - я избавлюсь от не­го, подумав, что его нет".

После этого я высказал ему свое мнение по поводу   ситуации.   „Лучший   способ, - сказал   я ему, - разобраться   со   снами,   это   представить себе, что ты малое дитя и прийти к двухмиллион-летнему старику или старухе с вопросом: „А что вы думаете об этом и обо мне?" И он (она) вам скажет: „У вас есть амбициозный план, и это глупо, поскольку вы идете против своих же собс­твенных инстинктов. Ваши же собственные ограни­ченные возможности блокируют вам путь. Вы жела­ете отменить препятствия магией вашего мышле­ния. Вы верите, что искусством интеллекта можно их преодолеть, но проблема весьма иррациональ­ного характера". При этом я добавил: „Ваши сны содержат предостережения. Вы ведете себя точно так же, как машинист или швейцарский авангард, бросившийся на врага без поддержки основных сил, и если вы и дальше будете поступать так же, то вас ждет катастрофа". Он был уверен, что такая точка зрения слишком серьезна и не имеет основания. Он настаивал на инцестуозной основе сновидения, на освобождающем осознании этого, и посчитал, что теперь он может отправляться в Лейпциг. Я пожелал ему счастливого пути. Через три месяца он потерял работу, положение и исчез в неизвестном направлении. Таков был конец. Он бежал от фатальной опасности, исходящей от кра­ба-ящерицы, но не понял предупреждения. Мне бы не хотелось делать вас пессимистами. Все же есть люди, которые делают разумные выводы из своих снов, что помогает им благоприятным обра­зом решать свои проблемы.


ЛЕКЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

Интерпретация глубокого сна на примере, рассмотренном нами выше, никогда не будет ис­черпывающей, если останется в области личност­ной сферы. Подобные сны содержат архетипические образы, и это означает, что психологическая си­туация сновидца выходит за пределы личностного слоя бессознательного. Его проблема в дальней­шем уже не только частное дело, но в известном смысле проблема общечеловеческая. Символ чудо­вища как раз и указывает на это. Он демонстри­рует миф о герое, и дальнейшая связь со сраже­нием у лечебницы св. Якова также представляет общий интерес.

Способность рассматривать ситуацию с общей точки зрения обладает в клиническом смысле ог­ромной терапевтической силой. Современная терапия не очень-то осведомлена об этом, но древней медицине было хорошо известно, что возведение индивидуальной болезни на общий, более высший и безличный уровень несет значительный лечебный эффект. В Древнем Египте, например, к человеку, укушенному змеей, сразу же звали жреца-лекаря, и тот брал с собой из библиотеки храма мануск­рипт с мифом о Боге Ра и о его матери Изиде. Совершался процесс лечебной декламации в при­сутствии укушенного больного. Изида произвела ядовитого червя и упрятала его в песок, бог Ра наступил на змею, и та его укусила. Бог Ра стал страдать от ужасной боли и находился под угро­зой смерти. Тогда боги настояли на том, чтобы Изида прочла заклинание, которое вытянуло бы яд из тела. Суть идеи проста - пациент под впечат­лением услышанного может и в самом деле выле­читься. ("И Изида, великий  мастер чародейства, про­изнесла: „Струись яд и выходи из Ра... Я совер­шила  таинодействие  и  теперь  яд  прольется  на землю, ибо он послушен мне... Ра будет жить, а яду суждено умереть, ибо если яд жив, то умрет Ра". И сходным образом конкретный человек, сын конкретного человека будет жить, а яд, попавший в его  тело  умрет". (Е.  A. Wallis Budge. Египет­ская литература. Т. 1. С. 55).) Для нас с вами это представляется со­вершенно невозможным. Трудно вообразить, что, читая сказки братьев Гримм, можно вылечиться от тифозной лихорадки или воспаления легких. Но даже с нами могут происходить определенные чу­деса: иногда простое утешение, сочувствие или психическое воздействие сами по себе могут вы­лечить или по крайней мере помочь в лечении.

Если архетипическая ситуация, подразумева­ющая болезнь, была выбрана верно, то паци­ент-пращур выздоравливал. Ему начинало казать­ся, что муки болезни не только его одного, но общие-даже сам Бог страдал. Косвенным путем это вводило пациента в общество людей и богов, и это знание обладало значительным излечиватющим эффектом. Современная духотерапия пользует­ся теми же приемами: боль или страдание сравни­вается с муками Христа, что приносит утешение. Индивид покидает скорлупу своего жалкого одино­чества  и представляется последователем божест­венной героической судьбы через страдания само­го Бога. Когда древнему египтянину указывают, что он следует судьбой Ра, Бога Солнца, он тот­час же встает на один уровень с фараоном, явля­ющимся сыном Бога. Таким образом, обычный чело­век становился сам как бы богом (отождествляясь с ним), это приводило к освобождению огромных запасов энергии (психической), откуда понятно излечивание и снятие болевых ощущений. Отсюда становятся понятными и некоторые необычные ри­туальные действия людей. Например, хождение бо­сыми ногами по раскаленным углям или нанесение себе тяжких телесных повреждений, которые восп­ринимаются без какого-либо чувства боли. Веро­ятно, что здесь срабатывает этот впечатляющий и адекватный сигнал, мобилизующий бессознательные силы до такой степени, что даже нервная система перестраивается, делая тем самым реакции тела „нормальными".

В  случае  психического  страдания,  которое всегда изолирует индивида от сообщества, от объединения так называемых нормальных людей, огромную роль играет понимание, а скорее, вера, что конфликт не индивидуальная трагедия, а од­новременно страдание всех, общая ноша времени. Эта общая точка зрения возвышает человека над собой и связывает с человечеством. В подобном случае нет условий для возникновения невроза, ибо подчас ситуации порождаются самыми обычными обстоятельствами. Например, живя в современном обществе, вы вдруг потеряли деньги. Естествен­ная реакция - огорчение и стыд, что ты единс­твенный такой осел, который теряет деньги. Но поскольку все теряют деньги, и это не есть неч­то из ряда вон выходящее, то в конце концов примиряешься с потерей. Когда другим людям так же плохо, как тебе, переносить дискомфорт го­раздо легче. Если человек потерялся в пустыне, на леднике или он ответственный лидер группы в рискованной ситуации, он чувствует себя сквер­но, если не совсем плохо. Но если он солдат по­терявшегося батальона, то он присоединится к остальным, отпуская шутки, подбадривая коллек­тив и себя, и не будет думать об опасности. И хотя степень опасности от этого не меньше, индивид чувствует себя совершенно иначе в группе, чем когда он оказывается в подобном положении один.

Когда архетипические фигуры возникают в снах, особенно на последних этапах анализа, я объясняю пациенту, что его случай не уникальный и не особенный, и что его психика работает на уровне, близком к общечеловеческому. Это важно, так как невротик чувствует себя ужасно изолиро­ванным и стесняется своего невроза. Но если он знает, что его проблема общая, а не просто лич­ная, вот тут уже другое дело.

Битва героя с драконом, как символ типич­ной человеческой ситуации, - очень частый мифологичекий мотив. Одна из его древнейших литера­турных версий - Вавилонский миф Творения, в ко­тором герой - бог Мардук - борется с драконом Тиаматом.   Мардук - бог   весны,   а   Тиамат - мать-дракон, первозданный хаос, Мардук убивает ее и разрубает на части. Из одной половины он делает небеса, а из другой - землю.

Другая, более удачная  параллель - эпос о Гильгамеше.

Гильгамеш - типичный    карьерист,    человек честолюбивых замыслов, как и наш сновидец, ве­ликий царь и герой. Мужчины рабским трудом воз­водят город со сложными оборонительными стена­ми. Женщины, забытые, покинутые мужьями, взывают с мольбой к богам защитить их от безрассудного тирана. Боги решают, что пора что-то предпри­нять. На психологическом этапе это означает:

Гильгамеш пользуется только своим сознанием, голова имеет крылья и отделена от тела, но тело собирается что-то заявить по этому поводу. Си­туация оборачивается неврозом, а именно: столк­новением противоположных факторов-полюсов. Как же невроз выглядит в поэме? Боги решают „приз­вать", т. е. сделать человека наподобие Гильгамеша.

 Они создают Энкиду, однако Энкиду нес­колько отличается от Гильгамеша. Длинные волосы на голове, выглядит как пещерный житель, живет с дикими животными в степи, пьет воду из колод­цев, вырытых копытами газелей. Гильгамеш в доб­ром здравии и памяти спит и видит сон, посвяща­ющий его в намерения богов.. Ему снится, что на его спину упала звезда, превратившаяся в могу­чего воина, и Гильгамеш борется с ним, но не может освободиться. В конце концов он все же побеждает и бросает противника к ногам матери, а мать делает его равным Гильгамешу. Мать, как мудрая женщина разгадывает сон Гильгамеша, но Гильгамеш, пользуясь хитрыми приемами, делает Энкиду своим другом. Он овладевает реакцией бессознательного:   хитростью   и   настойчивостью преследует своего противника, в результате они становятся друзьями и могут действовать вместе. Но приключения только разворачиваются.

В самом начале совместных предприятий Эн­киду видит мрачный сон - подземное царство, где живут мертвые; а в это время Гильгамеш готовит­ся к серьезному и опасному делу. Как и подобает героям, вместе с Энкиду он собирается победить Хумбабу, ужасное чудовище, которого боги поста­вили охранять их святилище на кедровой горе. Хумбаба издавал буреподобный рев, так что всех, кто приближался к кедровой роще, охватывала слабость. Энкиду выглядел храбрым и очень силь­ным, однако нервничал по поводу всего мероприя­тия. Его угнетали дурные сны, к которым отно­сился со вниманием; сходным образом, как и по­давленный человек в нас самих, над которым мы смеемся, когда эта подавленная часть нашего „Я" проявляет суеверность определенных дат и т. п.; подавленный человек, тем не менее, продолжает нервничать по поводу определенных вещей. Энкиду очень суеверен, его преследуют дурные сны на пути в лес и предвестия худых новостей. Но Гильгамеш толкует эти сновидения оптимистичес­ки. Вновь реакция бессознательного оказывается не соответствующей дальнейшему сюжету,-наши герои достигают успеха и с триумфом доставляют голову Хумбабы в свой город.

Но тут вмешиваются боги, точнее богиня Иштар, пытающаяся победить Гильгамеша. Исходный принцип самого бессознательного - Вечная женс­твенность, и Иштар с истинно женской хитростью обещает Гильгамешу золотые горы, если он станет ее возлюбленным. Он уподобится Богу, его власть и богатства безмерно возрастут, но Гильгамеш не верит ни одному ее слову. Он грубо отказывается и, в свою очередь, обвиняет ее в жестокости и неверности своим любовникам. Иштар в гневе и бешенстве призывает богов сотворить исполинско­го быка, который спускается с небес и начинает разрушать царство Гильгамеша. Вспыхивает вели­кая битва, сотни людей погибают, отравленные дыханием священного быка. Гильгамешу с помощью Энкиду удается убить быка. Празднуется победа.

От боли и гнева Иштар опускается на стену города, тут сам Энкиду совершает над ней наси­лие. Он оскорбляет ее и бросает в лицо член мертвого быка. Это кульминационный момент, от­сюда начинаются перепитии. Энкиду видит злове­щие сны, а затем заболевает и умирает.

Это означает, что сознательное полностью отделилось от бессознательного. Бессознательное ушло со сцены, и Гильгамеш остался один - побе­дитель с горестным лицом. Он едва выносит поте­рю друга, но все его муки утраты есть по сути страх смерти. Гильгамеш  видит своего друга мертвым и сталкивается лицом к лицу с фактом смерти - и он смертен. Теперь только одно жела­ние   беспокоит   его-достичь   бессмертия.   Он предпринимает героические усилия, чтобы отыс­кать лекарство против смерти-он знает одного старика, своего предка, обретшего вечную жизнь и живущего далеко на Западе; он пытается найти его. Начинается путешествие в подземное царс­тво, а затем Гильгамеш отправляется на Запад, вслед за солнцем, через двери небесной горы. Он преодолевает неслыханные трудности, и даже боги не мешают рискованному предприятию, хотя знаме­ниями говорят ему, что поиски напрасны. В конце концов Гильгамеш достигает цели своего путе­шествия и убеждает старика рассказать о лекарс­тве. На дне моря он добывает магическую траву бессмертия pharmakon athanasias и приносит ее домой. Он устал от странствий, но полон радос­ти, так как овладел удивительным лекарством, и ему не надо больше бояться смерти. Гильгамеш купается в бассейне, освежая себя с дороги, а в это время змея вынюхивает целебное растение, подползает к нему и выкрадывает его. Возвратив­шись, Гильгамеш предпринимает новые действия по укреплению города, но мира не наступает. Он хо­чет знать, что происходит с человеком после смерти, и в конце концов к ,нему приходит дух Энкиду. Он появляется из дыры в земле и сообща­ет Гильгамешу весьма неутешительные сведения. На этом эпос кончается.

Сохранилось значительное количество снов, записанных в античный период, в которых просле­живаются параллельные мотивы. Я приведу корот­кий пример того, как поступали наши коллеги в древности, разгадывая сон. Первый век новой эры. Эпизод, изложенный Иосифом Флавием в его истории об Иудейской войне, в котором он описы­вает разрушение Иерусалима.

Тетрарх Палестины по имени Архелаос был римским правителем и отличался жестокостью. По­добно почти всем провинциальным правителям, он рассматривал свое положение как удобный способ возвеличить себя и украсть то, на что натыка­лись его взгляд и руки. В результате такого по­ложения дел к императору Августу в конце концов послали делегацию с жалобой. Случилось это на десятый год правления Архелаоса. Примерно в это же время ему приснился сон, в котором он увидел девять больших спелых колосьев пшеницы, которые „на глазах" поела голодная скотина. Архелаос встревожился и немедленно призвал к себе „пси­хоаналитика". Психоаналитик сказать ничего не смог, возможно он побоялся сказать правду, и отделался ничего не значащими фразами. Тогда Архелаос собрал группу других „психоаналитиков" для консультации, но и те ничего путного не со­общили.

В те времена в Египте существовала любопыт­ная секта людей, эссеев, с весьма независимыми взглядами. Они жили неподалеку от Мертвого моря, кстати, вполне возможно, что к этой секте при­надлежал Иоанн Креститель. Послали к ним за тол­кователями. Явился некто Симон Эссей и, разоб­равшись, дал следующий ответ: „Пшеничные хлопья означают годы твоего правления, а скотина, по­жравшая их - перемены. Девять лет истекло, и те­перь предстоят большие перемены в твоей судьбе. Голодная скотина предвещает твое падение". По­добные сельскохозяйственные образы в тех странах воспринимались достаточно легко. Поля должны бы­ли надежно охраняться от пасущегося скота. Трава на южных пастбищах растет очень низкая, и скот вечно голоден, так что ночной визит коров или волов через сломанный забор на засеянное поле может обернуться катастрофой - потерей урожая. Отсюда и основа для толкования сна.

Через несколько дней после визита прорица­теля прибыл римский инспектор; он провел рассле­дование, сместил Архелаоса, лишил всего недвижи­мого имущества и выслал из Палестины.

Архелаос был женат, и его жене, Глафире, тоже приснился сон. Естественно, происшедшее с мужем держало ее под сильным впечатлением. Во сне явился первый муж (Архелаос был третьим), согласно сновидческой версии, он был убит Архелаосом, так что появился он из царства мертвых. Этот бывший муж, по имени Александрос, обвинил Глафиру в недостойном поведении и сообщил, что собирается забрать ее назад к себе. Симон Эссей по поводу этого ничего не пояснил, предоставив эту возможность нам. Важно то, что в действи­тельности Александрос был мертв. Поэтому когда он заявил, что собирается забрать Глафиру к се­бе, то это означает, что ей предстоит путь в загробный мир. Так оно и случилось - через нес­колько дней Глафира совершила самоубийство. Способ, которым руководствовался Симон-прорица­тель, оказался весьма рациональным и логичным с точки зрения сегодняшнего дня. Правда, он не был слишком сложным, как того требует большинс­тво наших снов. Я отметил для себя следующую особенность: сны по своей сложности или просто­те  соответствуют  самому  сновидцу, сложности структуры его сознания. Только они всегда нем­ного впереди сознания сновидца, предшествуют сознанию. Например, я не понимаю свои собствен­ные сны сколь-нибудь лучше, чем сны других лю­дей, так как они - мои сны - отчасти выходят за рамки возможностей моего понимания. Здесь у ме­ня тоже проблемы, как и у людей, совершенно ни­чего не знающих о толковании снов. Знание не оказывается преимуществом, когда дело заходит о собственных снах.

Другая интересная параллель к нашему слу­чаю - это история, возможно, известная вам из четвертой главы книги пророка Даниила. Когда царь Навуходоносор завоевал всю Месопотамию и Египет, то решил, что теперь он самый великий человек,  поскольку  владеет  всеми,  известными ему землями. И вот ему снится сон, типичный, как мы говорим, сон карьериста, забравшегося слишком высоко. Ему приснилось дерево невероят­ных размеров, выросшее до небес и отбрасывающее тень на всю землю. Но вот наблюдающий с небес ангел-хранитель приказал срубить дерево, обру­бить сучья и ветки, сорвать листья, так что в конце концов остался один пень. А сам он, Наву­ходоносор, дикий и одинокий, живет среди зве­рей, и у него вместо человеческого сердца -звериное.

Конечно, все признанные астрологи, мудрецы и прорицатели отказались разгадать сон. И толь­ко Даниил понял его смысл. Он предостерег царя от попыток стяжательства и несправедливостей, иначе, сон  может обернуться  несчастьем. Но царь, полный манией величия, советом пренебрег. Тогда голос с небес вновь послал ему знамение, повторившее пророчество Даниила. И что же в конце концов? Все случилось, как и было предс­казано. Навуходоносор превратился в зверя и очутился среди животного царства. Ел траву, те­ло покрылось росой, волосы выросли длиной с ор­линые перья, ногти стали когтями. Он превратил­ся в дикаря, лишенного за ненадобностью разума. Еще хуже, чем дикаря, так как утратил все чело­веческое; он стал чудовищем Хумбабой. История символизирует полную деградацию человека, поте­рявшего себя.

Случай этот иллюстрирует проблему преуспе­вающего человека, забывающего о себе и наталки­вающегося   на   сопротивление   бессознательного. Противоречие возникло прежде всего в снах, и ес­ли оно не принимается во внимание, то пережива­ется в реальности, и, как правило, катастрофи­ческим образом. Эти исторические сны, как и все сны, осуществляют компенсаторную функцию: они -индикация, симптом, служащий сигнализацией то­го, что где-то он отклонился от своего собс­твенного пути. Где-то он мог стать жертвой собственной амбиции и тщеславных замыслов, и если он не обратит внимание на это, то пропасть может увеличиться, увеличивая тем самым вероят­ность в нее угодить.

Я хочу подчеркнуть, что в истолковании снов очень важно внимательнейшим образом рассмотреть все детали, не упуская из виду и сам контекст.

 Ни в коем случае нельзя подстраивать какую-либо теорию, но всегда спрашивать сновидца, что он чувствует по поводу тех или иных образов. Сны всегда посвящены какой-либо частной проблеме ин­дивида, относительно которой у него неверное сознательное суждение. Сны всегда являются реак­цией на нашу сознательную установку, действующей тем же самым образом, каким тело, скажем, реаги­рует на переедание или недоедание. Сны - естест­венная реакция саморегуляции психической системы.

Эта формулировка лежит в основе теории о структуре и функции сновидений. Я придерживаюсь точки зрения, что сны также многомерны, неп­редсказуемы и невычислимы, как и человек, пове­дение которого можно пронаблюдать в течение дня. Проследите за человеком в течение ряда мо­ментов и вы увидите и услышите самые разнооб­разные реакции; то же и со снами. В снах мы проявляем такую же разносторонность, как и в повседневной жизни; и так же, как невозможно обосновать теорию многих аспектов сознательной личности, так же невозможно выстроить общую те­орию сновидений.

Сегодня, вопреки собственной традиции, я собираюсь проанализировать сон не из серии, а единичный. Более того, я не знаком со сновидцем и, следовательно, не могу использовать ассоциа­тивную сферу. Поэтому интерпретация сна покажет­ся кому-то спорной. Но есть и известное оправда­ние для подобной процедуры. Если сон сконструи­рован из личностного материала, то и ассоциации носят индивидуальный характер, но если сон глав­ным образом мифологичен по структуре - разница между ними очевидна сразу, - то тогда он говорит универсальным языком, и любой интерпретатор мо­жет пользоваться параллелями для конструирования текста. По крайней мере необходимое знание для этого у него есть. Например, если во сне разыг­рывается герой-дракон, каждый кое-что может ска­зать по этому поводу: все мы читали сказки и ле­генды и знаем о героях и драконах. На коллектив­ном уровне сновидений практически разницы между людьми нет, в то время как на персональном уров­не царит полное различие.

Главная составляющая сновидения, о которой я   собираюсь   говорить, - мифологическая.   Здесь мы сталкиваемся с вопросом: при каких условиях снятся мифологические сны? У цивилизованных лю­дей они крайне редки, так как наше сознание в значительной степени свободно от подспудного архетипического разума. Мифологические сны поэ­тому воспринимаются нами как очень чуждый эле­мент. Но это не так, когда речь идет о ментали­тете, близком к первобытной психике. Примитивы обращают огромное внимание на такие сны и назы­вают их „большими снами" в противоположность обычным. Они чувствуют, что эти сны важны и не­сут в себе общий для всех смысл. Поэтому в пле­менной общине сновидец всякий раз объявляет о приснившемся „большом сне" соплеменникам, по поводу   чего   собирается   специальный   совет. „Большие сны" каждый раз рассказывались римско­му сенату. Сохранилась история I века до н. э. о сновидении дочери сенатора, в котором богиня Минерва явилась перед ней и пожаловалась, что римляне нерадиво относятся к ее храму. Госпожа чувствовала себя обязанной изложить сон сенату, который, выслушав, проголосовал выделить опре­деленную сумму денег на ремонт храма. Похожая история рассказана Софоклом: из храма Геракла был украден драгоценный золотой сосуд. Во время сна Софокла перед ним явился Бог и назвал ему имя вора. После того как сон повторился в тре­тий раз, Софокл счел нужным известить об этом Ареопагус (Ареопагит).

Человек, на которого пало подозрение, был задержан, в процессе расследования он признался и вернул украденный сосуд. Эти мифологические или коллективные сны обладают свойствами, зас­тавляющими людей инстинктивно .рассказывать их. Инстинкт здесь совершенно обоснован, так как такие сны принадлежат индивиду, они несут в се­бе коллективный смысл. Объективно они содержат в себе бесстрастную истину, в частности являют­ся той же истиной для ряда людей в определенных обстоятельствах. Вот почему в античности и в середине века сны весьма почитались. Тогда на­личествовало убеждение, что они выражают кол­лективную человеческую правду.

Теперь о самом сне. Его сообщил мне колле­га моих лет: он добавил при этом некоторые под­робности о самом сновидце. Коллега - клинический психиатр, а пациентом оказался весьма при­метного вида молодой француз двадцати двух лет, очень интеллигентный и красивой наружности. Француз путешествовал по Испании и вернулся в очень подавленном состоянии, которое врачи оп­ределили  как  маниакально-депрессивный психоз (МДП), депрессивную форму. Степень подавленнос­ти не была критически острой, хотя клиент чувс­твовал себя неважно и был госпитализирован. Спустя полгода он выписался и через несколько месяцев после этого покончил с собой, несмотря на то что в процессе лечения он стал практичес­ки здоров, от депрессии избавился, так что была вероятность, что самоубийство произошло в сос­тоянии спокойного сознания. Сновидение происхо­дило в самом начале периода депрессии.

В основании большого собора в Толедо нахо­дится резервуар с водой, сообщающийся с речкой Тахо, опоясывающей город. Резервуар представля­ет собой небольшое темное помещение. В воде жи­вет  огромный  змей,  глаза  его  сверкают,  как бриллианты. Здесь же находится золотой кувшин, в котором хранится золотой кинжал. Кинжал явля­ется ключом к городу, и его обладатель имеет полную власть над Толедо. Сновидец знает, что змей друг и защитник В. С., юного приятеля сно­видца. В. С. засунул голую ногу в пасть змею, змей дружелюбно лижет ее, а В. С. радостно иг­рает со змеем, на лице бесхитростного дитяти нет и тени страха. Во сне В. С. что-то около семи лет, в действительности он и в самом деле друг юных лет сновидца. С того момента, вещает сон, змея забыли, и уже никто не осмеливается спускаться в его обитель.

Эта часть сна вступительная, затем начина­ется само действие.

Сновидец наедине со змеем. Он почтительно, но без страха, беседует с ним. Змей рассказыва­ет, что Испания принадлежит ему, так как он друг В. С., а затем просит вернуть мальчика. Сновидец отказывается сделать это, но взамен обещает сам спуститься в темную пещеру и подру­житься со змеем. Позже он изменяет решение и намеревается послать вместо себя своего прияте­ля мистера С. Мистер С. потомок испанских мав­ров, и его визит в подвальный резервуар с водой должен  продемонстрировать исконную   храбрость этого народа. Сновидец советует прихватить меч с красной рукояткой, найденный на оружейном за­воде по другую сторону реки Тахо. При этом со­общается, что меч очень древний, относящийся к периоду Фекии. (Народ      древней Фекии, основавшей колонии по восточному побережью Испании, Феки находилась на западном побережье Малой Азии.) С. берет меч и спускается в ре­зервуар, сновидец советует ему проткнуть левую ладонь мечом. С. протыкает, но оказывается не в состоянии сохранить самообладание в присутствии могучего змея. Подавленный болью и страхом С. кричит и, качаясь, вылезает наверх, не захватив с собой кинжал. Выходит, что С. править Толедо не сможет, и тут сновидец ему ничем помочь не может. Он вынужден разрешить остаться простым украшением на стене собора...

Сон кончается. Он, естественно, происходил на французском языке. Что мы имеем по тексту сна?   В   плане   друзей - определенные   намеки: В. С. - друг раннего детства, немного старше, чем сновидец. Последний спроецировал на маль­чика все обаяние и очарование и сделал из него героя, но позже потерял его из виду, возможно мальчик умер. С. - друг более недавнего време­ни. Указывается на то, что он родом из испанс­ких мавров.

Уже говорилось, что сновидец недавно был в Испании и, конечно, видел Толедо, после чего случился сон. Пациент был в плохом состоянии и не мог помочь доктору в толковании сна. Мой коллега не знал, что делать с этим сном, но чувствовал его важность и решил отослать сон мне. Получив сон, я не смог сразу расшифровать его. Тем не менее у меня появилось ощущение, что знай бы я больше о такого рода снах и если бы я занимался этим случаем сам, то мог бы по­мочь молодому человеку, и самоубийство, возмож­но, не произошло. Мне знакомы случаи, когда, понимая сны буквально, люди сталкивались с большими трудностями. С таким чувствительным, утонченным, изучавшим историю искусства и нео­бычайно интеллигентным человеком, как наш паци­ент, следовало быть особенно осторожным и внимательным. Банальности здесь неуместны, был не­обходим глубокий анализ. Не будет ошибкой пред­положить, что Толедо - город  мечты сновидца, мечты, которая возникла бы у любого человека с его уровнем образования, тонким эстетическим восприятием, эрудицией.

Это чрезвычайно впечатляющий город. В нем находится один из наиболее изумительных готи­ческих соборов мира. Место с очень древними традициями, старый римский Толетум веками был резиденцией кардинала епископата и примата Ис­пании. С VI по VIII век бывшей столицей вестго­тов; с VIII по XI-столицей Мавритании, а с XI по XVI - столицей Кастилии. Толедский собор -прекрасное и впечатляющее сооружение - воплотил в себе мощь, величие, красоту и тайну средневе­кового христианства, нашедшее свое существенное выражение в церкви. Собор является воплощением, олицетворением духовного царства, так как в средние века мир управлялся императором и Бо­гом. Поэтому собор выражает христианскую фило­софию или мировоззрение средневековья.

Сон говорит, что под собором находится та­инственное место, которое в реалии не соответст­вует христианской церкви. Что могло находиться под собором в тот период? В древности всегда су­ществовали подземные часовни или крипты. Большая крипта есть в Шартрском соборе, она дает пре­красное представление о мистериальном характере крипты. Крипта в Шартре первоначально была свя­тилищем с источником, там совершались поклонения деве - не деве Марии, как сейчас, а кельтской богине. Под каждой христианской церковью в сред­ние века сооружалось потаенное место, в котором в старину совершались мистериальные празднества. То, что сейчас мы называем церковными таинства­ми, в раннем христианстве было мистериальным. В Провансе крипта называлась Le musset, что озна­чает секрет, слово, возможно, происшедшее от мистерии, могущее означать тайное место. В Аосте, где говорят на провансальском диалекте, есть musset под собором.

Крипта, возможно, ведет свое начало от культа Митра (древнеиранского бога Солнца). В митраизме главная религиозная церемония совер­шалась в сводчатом склепе, наполовину скрытом под землей. Прихожане в это время находились в главной   церкви   наверху.  Сквозь   специальные смотровые щели они могли видеть и слышать цере­монию службы, самих священнослужителей и изб­ранных, распевающих псалмы, совершающих риту­альные обряды внизу. Вход туда разрешался толь­ко посвященным. Крестильни в христианской церк­ви, отделенные от основной молитвенной залы храма, служат той же цели, так как крещение (и причастие) являлось мистерией, о которой прямо не  упоминалось.  Пользовались  аллегорическими намеками, чтобы сохранить тайну. Засекречен­ность касалась и имени Христа, которое упоми­нать не разрешалось. Вместо этого употреблялось имя Ихтиас, Рыба. Возможно, кое-кому приходи­лось видеть репродукции раннехристианской живо­писи, где Христос появляется в виде рыбы. Тай­на, связанная со священным именем, есть возмож­ная причина, почему имя Христа не упоминалось в раннем христианском документе 140 года н. э., известном как Пастырь Гермы. Последний являлся важной частью христианской литературы, почитае­мой церковью до XV века. Автор этой книги виде­ний Герма, как полагают, был братом римского епископа Пиуса. Духовного учителя, являющегося Герме, зовут Поймен, Пастырь, но никак не Хрис­тос.

Идея крипты, или  мистериального места, восходит к чему-то лежащему в предыстории хрис­тианского мировоззрения, к чему-то более древ­нему, чем само христианство. Живой пример того - языческий источник под собором в Шартре или античная пещера с живущим в ней змеем. Разуме­ется, источника со змеем не мог лицезреть наш сновидец во время своего путешествия по Испа­нии. Этот образ-результат не индивидуального опыта, и поэтому не может быть параллелью к ми­фологическому и орфографическому знанию. О не­которых реализациях этого параллелизма я скажу. Известно, что каждая церковь имеет купель для крещения. Прообразом ее был бассейн для купа­ния, короче водоем, в который погружали или символически окунали посвящаемых. После метафо­рической смерти в крещенском бассейне посвящен­ные появлялись измененные quasi modo geniti, совершалось как бы перерождение. Можно поэтому предположить, что крипта, или крестильная ку­пель, имеет значение места ужаса и смерти и од­новременно перерождения; места, в котором со­вершаются тайные посвящения.

Змей в пещере - это образ, часто возникаю­щий в античности. Важно отметить, что в класси­ческой античности, как и в других цивилизациях, змей был не только животным, вызывавшим страх, но также означавшим исцеление. Поэтому Асклепий, бог врачевания, связан со змеем; эмблема с профилем змеи часто используется в медицине до сих пор. В храме Асклепия, Асклепионе, являв­шемся своеобразной древней хижиной, в земляном основании пола находилась дыра, сверху заложен­ная камнем, дыра-ход вела в нору, в которой жил священный змей. В камне имелась щель, предназ­наченная для опускания платы людьми, приходив­шими исцелиться. Змей одновременно служил как бы кассиром клиники и собирателем даров, броса­емых ему в нору. Во время страшной эпидемии чу­мы в эпоху правления Диоклетиана знаменитый змей из Асклепиона в Эпидарии был доставлен в Рим как панацея. Он представлял своим присутс­твием самого бога.

После божественной миссии исцеления змею приписывались качества (дар) мудрости и проро­чества. В знаменитом Кастальском ключе, симво­лизирующим источник вдохновения, жил питон. Аполлон, сражаясь, победил питона, с этого вре­мени Дельфы стали местом пребывания знаменитого оракула, а Аполлон-их богом. Позже половина могущества перешла к Дионису, появившемуся с Востока. Под землей, где обитают духи мертвых, змеи и .вода всегда встречаются вместе, о чем упоминает в „Лягушках" Аристофан. Легендарный змей часто заменялся драконом. Работающей па­раллелью символа во сне можно считать христиан­скую легенду V века о святом Сильвестре. В пе­щере под скалой Тарпейи в Риме жил страшный дракон, в жертву которому приносились юные де­вушки. По другой версии дракон был искусно сде­лан и, чтобы доказать это, в пещеру спустился один монах. Он обнаружил меч, торчащий из пасти искусно сделанного чудища, а. вместо глаз свер­кали бриллианты.

Часто в мистериальных пещерах, как и в Кастильской, находился источник. Источники иг­рали очень важную роль в культе Митры, из кото­рого произошли многие ритуальные элементы ран­ней церкви. Порфирий рассказывает, что Зороастр, пророк и реформатор древнеиранской рели­гии, освятил в честь Митры пещеру, в которой было несколько источников. Те, кто был в Герма­нии и видел Саальбург (Saalburg) около Франк­фурта, могли заметить источник неподалеку от пещеры Митры. Его культ всегда связывался с ис­точником. В прекрасной Митрее в Провансе есть большой бассейн с удивительной  кристально -чистой водой, а за ним скала с высеченным изоб­ражением сцены жертвенного убийства быка Мит­рой. Подобные святилища постоянно вызывали склоку у ранних христиан. Адепты Христа ненави­дели натурализованные церемонии митрян и тем не менее восприняли от них ряд обрядовых элемен­тов. В Риме обнаружили митрейон (Митрейон - ритуальное сооружение в честь Митры.), находившийся ниже пола церкви св. Клемента около четырех метров. Он неплохо сохранился и был полностью заполнен водой, которая после откачки вновь на­биралась. Известны и другие религиозные направ­ления античности, например орфический культ, всегда связывавшие подземный мир с водой.

Анализируя сказанное, можно заметить, что все примеры следуют из античности. Действитель­но, образ змея в пещере с водой в античный пе­риод являлся широко известным и играл важную роль в религиозно-общественной жизни. Но можно было бы провести аналогии и с другими цивилиза­циями и там найти то же самое. Вода под землей в емкости представляет бессознательное. В глу­бине, как правило, находится сокровище, охраня­емое змеем или драконом. В приведенном сне сок­ровищем является золотой кувшин с кинжалом. Чтобы завладеть сокровищем, надо победить дра­кона.  Сокровище  несет  в  себе  таинственный смысл. Оно связано со змеем необычным образом: своеобразная фигура змея сама по себе представ­ляет характер сокровища, словно змей и сокрови­ще одно и то же. Часто змей сам оказывается зо­лотым. Золото есть нечто, чем каждый стремится обладать, поэтому золотой змей - есть сокрови­ще, источник власти и мощи. В раннегреческих мифах обитатели пещер являются героями, такими как, например, Кекроп, основатель Афин. Он на­половину мужчина, наполовину - женщина, гермаф­родит; нижняя часть тела змеевидная; он - чис­тый монстр. То же можно сказать и об Эристонии, другом мифологическом царе Афин.

Мы приближаемся к уяснению символа золото­го кувшина и кинжала. Видевшие вагнеровский „Парцифаль" знают о соответствии кувшина чаше Грааля, а кинжала - копью, оба составляют еди­ное; это мужское и женское начала, образующие единство противоположностей. Пещера, или под­земный мир, представляет собой слой бессозна­тельного, в котором нет никакого поэлементного членения, ни даже различия мужского и женского, что первым делом выделяют первобытные. Подобным образом они различают предметы, цивилизованные люди делают это спорадически. Например, некото­рые ключи имеют отверстие в бороздке, а у неко­торых бороздка сплошная. Первобытные подразде­ляют их на мужские и женские. В Италии черепич­ные крыши обычное явление. Выпуклая черепица кладется сверху, вогнутая под низ. Верхнюю на­зывают монахом, нижнюю монахиней (Сравните - разъемы   в   радиоэлектронике   по типу   штепсель - розетка   называют   „папа-мама". -Прим. перев.). И это не неп­риличная шутка итальянцев, а квинтэссенция де­ления целого.

Бессознательное, сводя  вместе  мужское  и женское, делает предметы совершенно неразличи­мыми, поэтому невозможно сказать, мужские они или женские, так же как и Кекропс возник из та­кой мифической дали, что уже невозможно гово­рить, мужчина он или женщина, человек или змей. Так же и дно цистерны в сне характеризуется полным единством содержащихся в ней противопо­ложностей. Это первичное соединство элементов вечно противополагается их раздробленности. Но в крайних точках конфликт угасает, и все пребы­вает или вновь оказывается в первоначальном состоянии нерасчленимой гармонии. Сходные идеи содержатся в древнекитайской философии. Идеальное состояние именуется Дао (рис. 9), и оно состоит из полной гармонии между небом и зем­лей.

 

Рис. 9. Дао.

Одна сторона символа Дао - белая с черным пятном, другая - черная с белым. Белая сторона - горячая, сухая, светлый принцип, юг; черная сторона - холодная, влажная темный принцип, се­вер. Состояние Дао - это начало мира, в котором еще ничего не началось, а также состояние, дос­тигаемое высшим разумом. Идеи единства двух противоположностей, принципов мужского и женс­кого - образ архетипический. Однажды я стал свидетелем примера все еще бытующей первобытной архетипической формы. Во время войны по долгу службы я был в армии, в горной артиллерии. Солдаты копали глубокое ук­рытие для тяжелого орудия. Вытаскивая тяжелые камни из каменистого неподатливого грунта, они кляли свою работу; я находился  неподалеку, прислушиваясь к их разговору. Один произнес: „Проклятье, ну и работка нам досталась: ковы­ряйся в этой дурацкой долине, где когда-то жили русалки и еще до сих пор спят вместе отец и мать". Та же самая мысль, только выраженная на­ивным образом. Негритянский миф повествует, что первый мужчина и первая женщина спали вместе в тыкве; они ничего не замечали до тех пор, пока не обнаружили, что разорваны надвое, а между ними находится сын. Посреди был человек, и с этого момента мужчина и женщина разделились и познали друг друга. Первоначальное сознание аб­солютного бессознательного выражается как пол­ностью покоящееся состояние, где ничего не про­исходит.

 Когда сновидец имеет дело с архетипическими символами, он вступает в область полного бессознательного,   которое   представляется   как величайшее сокровище. Это - центральный мотив „Парцифаля" Вагнера. Копье должно быть возвра­щено чаше Грааля, потому что они существуют вместе вечно. Тот союз - символ целостного за­вершения - вечность до и после творения мира, потенциальное условие. Это и возможный идеал, которого так страстно ищет человек. Вот почему он, рискуя, спускается в пещеру, где находится дракон, - найти то состояние, когда сознание и бессознательное объединяются идеальным образом так, что сам человек окажется сознающим и не­сознающим одновременно. Но, увы, оба слишком разделены, и сознание вновь ищет пути к объеди­нению, спускаясь в глубины, в которых они были одним целым. Это можно найти в Тантрической йо­ге или йоге Кундалини - попытка достичь состоя­ния, в котором Шива находился бы в вечном союзе с Шакти. Шива - вечно напряженная точка, окру­женная женским принципом Шакти в виде змеи.

Список аналогичных идей можно было бы про­должить. Единство и гармония играют значитель­ную роль в эзотерической традиции средневе­ковья. В алхимических текстах можно встретить изображение процесса соединения Солнца и Луны, мужского и женского начал. Аналогичный симво­лизм прослеживается в христианских хрониках о древних мистериях. Например, в отчете епископа Астериоса об Элевсине говорится, что каждый священнослужитель совершал катабазис, или спуск в пещеру. А жрец Аполлона и жрицы Деметры, ма­тери   земли,   праздновали   иерогамию   (hierosgamos), священное бракосочетание, дабы земля вечно оставалась плодородной. Это свидетельство христианское и не является, впрочем, оконча­тельно установленным. Посвященные в Элевсианские мистерии сохраняли строжайшую тайну, разг­ласивших ожидала смерть. Отсюда никаких конк­ретных сведений о содержании ритуала нет. Из­вестно, правда, что во время мистерий в честь Деметры совершались ритуалы непристойного ха­рактера, служившие символизацией оплодотворения земли. Кворум мистерий представляли известные женщины Афин во главе со жрицами Деметры. Начиналась изысканная трапеза, на которую подава­лось множество самых разнообразных вин; затем совершался ритуал aischrologia. Он подразумевал произнесение непристойных шуток, которые расс­матривались как религиозный долг, ибо связыва­лись с благоприятным прогнозом на будущий уро­жай. Аналогичный ритуал совершался в Бубастисе в Египте во времена мистерий в честь Изида. Жи­тели деревень по берегам Верхнего Нила спуска­лись на своих суденышках группами вниз по тече­нию, и женщины на барках демонстрировали себя женщинам, стоящим на берегу. Это делалось, по всей вероятности, с той же целью, что и в обря­де  aischologia, - обеспечить  большее   плодородие земельных участков. Об этом можно прочесть у Геродота (2.60). В южной Германии вплоть до XIX века для увеличения плодородия почвы крестьянин каждый год брал жену на поле и совокуплялся с ней на борозде. Подобный ритуал относится к симпатической магии.

Кувшин является сосудом, функция которого вмещать или получать, отсюда его женское нача­ло. Это символ пола, содержащего аниму, дыхание и живительную влагу жизни; в то время как кин­жал, обладая колющими, проникающими свойствами, является мужским началом. Он режет, разделяет, расщепляет, следовательно символизирует принцип мужского Логоса.

В разбирающемся сне кинжал оказывается ключом к Толедо. Идея ключа часто связывалась с мистериями в пещере. В культе Митры существовал даже отдельный бог, бог ключа Айон, существова­ние его не объяснялось, но я думаю, понять это нетрудно. Бога изображали в виде крылатого су­щества с мужским телом и головой льва, обвитого змеей, возвышавшейся над его головой. Изображе­ние его имеется в Британском музее. Бог предс­тавляет Неопределенное время и Длящуюся веч­ность; он является верховным богом в иерархии митраизма, созидающим и разрушающим все сущест­вующее, в бергсонианском смысле творческое вре­мя (duree). Он же и Бог солнца. Лев - зодиа­кальный знак, в котором солнце обитает летом, в то время как змея символизирует зиму или влаж­ный сезон. Поэтому Айон, львоголовый бог, обви­тый змеей, представляет также искомое единство противоположностей, свет и тьму, мужское и женское, созидание и разрушение. Бог изображен со скрещенными руками, держащими ключи. Это -ключи к прошлому и будущему.

Древние мистериальные культы всегда были связаны с помпезными божествами. Некоторые из этих божеств снабжались ключами к подземному царству, потому как являлись и хранителями врат к нему; они наблюдали за сошествием вниз, во тьму, посвященных и управляли мистериями. Боги­ня Геката - одна из них.

В нашем сюжете ключ оказывается ключом к городу Толедо, поэтому рассмотрим символический смысл Толедо и символику самого города. Являясь древней столицей Испании, Толедо был сильно ук­реплен, что само по себе считалось идеалом средневекового города: убежище и оплот, который невозможно сокрушить извне. Феодальный город представлял некую целостность, замкнутую на са­мое себя; несокрушимая и неподавляемая веками мощь. Поэтому город символизировал целостность самого    человека,   символизировал   установку, принцип целостности, которая не может распасть­ся.

Город, как синоним самости человека, его психической целостности, вообще говоря, старый и хорошо известный образ. Например, в „Новых сказаниях" об Иисусе читаем: „Город, построен­ный на вершине высокого храма на прочном фунда­менте, не может пасть или быть спрятанным". И:

„Возжаждите поэтому познать самих себя, и вы познаете, что вы дети Отца всемогущего; и вы познаете, что вы в городе Бога и вы - сам го­род" (New   Sayings  of  Jesus   and   Fragment  of   a Lost Gospel. Ed. by Grenfell and Hunt. Pp. 36 and 15.). Существует Кептский трактат в Кодексе Брусинауса (Brucinanus), в котором содержится идея единородного или единственного сына Бога, который также есть Антропос, Человек. В тракта­те назван город с четырьмя воротами. Город с четырьмя воротами символизирует идею целостнос­ти; это индивид, обладающий четырьмя воротами в мир, четырьмя психологическими функциями, так или иначе содержащимися в самости. Город с четырьмя воротами - неразрушимая целостность са­мости - единство бессознательного и сознания.

Таким образом, эти глубины, этот слой абсо­лютного бессознательного в нашем сне содержит в то же время ключ к индивидуальной завершенности и целостности, другими словами, к исцелению. Смысл слов „целое" и „целостность" означает сде­лать святым или исцелить (ис-целить). Погружение в глубины приносит исцеление.

Это путь к целостному бытию, к сокровищу, которое страждущее человечество вечно ищет и которое находится в укромном месте, охраняемом ужасным дангером - опасностью. Это место первич­ного бессознательного и одновременно место ис­целения и спасения, так как в нем содержится бриллиант целостности. Это пещера, в которой обитает дракон хаоса и одновременно это нераз­рушимый город, магический круг или temenos, священный предел, в котором соединяются все ра­зорванные части личности.

Использование магического круга, или мандалы,  как его называют на Востоке, для лечебных целей - идея архетипическая. Когда человек бо­лен, индейцы пуэбло из Нью-Мексики делают песоч­ное изображение мандалы с четырьмя воротами. В центре сооружают так называемый „потный дом", или лечебный вигвам, в котором пациент подверга­ется потолечению. На полу вигвама нарисован дру­гой магический круг, помещенный в центре большой мандалы (Мандала - "круг",    „диск" - один    из    священ­ных символов в буддизме, в мифологии индейцев пуэбло.), а посреди его находится кувшин с целеб­ной водой. Вода символизирует вход в подземный мир. Процесс излечивания в данной церемонии яв­но аналогичен символизму, который обнаруживает­ся в коллективном бессознательном. Это процесс индивидуации, идентификации с целостной лич­ностью, с самостью (Самость - ключевой архетип в аналитической психологии.). В христианском символизме целостность есть Христос, и процесс состоит из imitatio Christi. Ворота заменены осями креста.

Змей из пещеры во сне оказывается другом В. С., героя ранних лет сновидца, в которого он проецирует все идеалы, к каким стремился сам, и все добродетели, которыми он вдохновлен. Этот юный друг в большой дружбе со змеем. Он - не­винное дитя, безвинен и еще не ведает конфлик­та. Поэтому он и обладает ключом к Испании и имеет власть над всеми четырьмя воротами.


ЛЕКЦИЯ ПЯТАЯ

Сегодня я буду говорить о психологии и о лечении переноса. Вначале следует определить са­мо понятие, чтобы было ясно, о чем пойдет речь. Вы знаете, что слово „перенос" введено Фрейдом; оно явилось рабочим термином, а затем шагнуло в более широкую аудиторию.

Термин перенос  перевод  немецкого слова Ubertragung, что буквально означает перетащить что-то с одного места на другое. Это слово используется также и в мифологическом смысле для обозначения перевода из одной формы в дру­гую... Поэтому в немецком языке оно синонимирует с Ubertragung, т. е. с переводом. Психологичес­кий процесс переноса является частной формой более общего процесса проецирования. Можно свести два понятия вместе и ощутить, что пере­нос  есть   частный  случай   проецирования - по крайней мере, как это понимаю я. Разумеется, любой может пользоваться этим термином свободно по своему соображению.

Проецирование есть общий психологический механизм по переносу субъективных содержаний и компонентов любого характера в объект. Напри­мер, когда я говорю: „Цвет этой комнаты - жел­тый", то это и проецирование, потому что объ­ект сам по себе не желтый; желтый он только в нас. Цвет, как вы знаете, составляет содержание нашего субъективного опыта. То же самое и со звуком,  и  это - проецирование,  так  как  звук сам по себе не существует; это звук в моей го­лове и это психический феномен, явление, кото­рое я проецирую.

Перенос - это обычно процесс, случающийся между двумя людьми, а не между субъектом-чело­веком и физическим объектом. Процесс проециро­вания, -поскольку субъективные компоненты пе­реносятся в объект и возникаю! в нем как прису­щие ему, объекту, - не является актом волевым; а перенос, как психический акт, субъектом не осознается. Невозможно одновременно осознавать и проецировать, поскольку в этом случае узна­ешь, что проецируешь свои собственные компо­ненты, а. следовательно, невозможно локализовать последние в объекте, так как знаешь, что они в действительности принадлежат тебе. В проециро­вании несомненный очевидный факт, с которым вы сталкиваетесь   в   объекте,   в   действительности оборачивается иллюзией, и все же вы предполага­ете наблюдаемое в объекте не субъективным, а объективно существующим. Поэтому проецирование исключается, когда обнаруживается, что очевид­ные объективные факты суть реально субъективные содержания. В этом случае эти содержания связы­ваются с особенностями собственной психологии и их уже больше нельзя относить к объекту.

Порой человек вполне осознает свои собс­твенные проекции, хотя и не в полной степени. Та часть, которая все же не осознается, остает­ся носителем качества, присущего объекту. Это часто происходит в практическом анализе. Врач, например, говорит: „Послушайте, вы же просто переносите образ своего отца в этого человека (или в меня)"; и при этом считает, что такого объяснения достаточно, чтобы аннулировать пере­нос. Данная мера, скорее, достаточна для врача, но не для пациента. Поскольку в проекции содер­жится нечто еще, пациент ее сохранит. Она не зависит от его желания: подобные явления - са­мовоспроизводящиеся.   Проекция - факт   спонтан­ный, автоматический. Она просто возникает и все. И этот закон в сущности справедлив и для переноса. Если перенос возникает, то он возни­кает априорно.

Механизм проекции неосознаваем, вот почему осознание факта проекции разрушает ее.

Перенос в прямом смысле есть проекция, со­вершающаяся между двумя индивидами; как прави­ло, она носит эмоциональный и принудительный компульсивный характер. Сами по себе эмоции в какой-то степени  всегда оказываются  непроиз­вольными психическими состояниями, в которых осуществляются целевые установки ЭГО. Более то­го, субъект буквально пропитан ими и не в силах отделить их от себя. Одновременно эмоции спроецированы в объект. Поскольку субъект не в си­лах разрушить канал проекции, то, пользуясь объектом как рычагом, непроизвольные психичес­кие состояния управляют самим субъектом.

Эмоции неотделимы от своего носителя, рав­но как и идеи, и мысли. Они оказываются иден­тичными с определенными физическими состояниями, и, таким образом, глубоко внедрены в физи­ческую сферу жизнедеятельности человека. Эмоции спроецированных  содержаний   всегда  образуют связь, некоторое динамическое соотношение между субъектом и объектом - это и есть перенос. Оче­видно, что по своему характеру эмоциональная связь, или мост, может быть отрицательной или положительной.

Проекция эмоциональных содержаний всегда обладает специфическим влиянием. Эмоции зарази­тельны, вследствие того что коренятся в глубине симпатической системы; отсюда и само слово „симпатикус". Любой эмоциональный процесс неза­медлительно вызывает подобные ему проявления у других людей. Находясь в толпе, движимой эмоци­ей, невозможно сдержать в себе те же эмоцио­нальные проявления. Представьте, что вы находи­тесь в стране, языка которой не знаете, и кто-то из находящихся рядом людей пошутил,-окружающие смеются, и вы тоже невольно начинае­те смеяться, причем самым идиотским образом. Сдержаться очень тяжело. Французские психологи называют это явление „ментальным заражением". Среди ряда замечательных книг на эту тему сле­дует особо упомянуть работу Лебона „Толпа. Исс­ледование общественного сознания".

В психотерапии же, даже если врач пол­ностью освободился от эмоциональных содержаний пациента, сам факт наличия у пациента эмоций все же существенно влияет на него. Было бы большой ошибкой считать, что врач может пол­ностью выйти из сферы влияния пациента. Боль­шее, на что врач может рассчитывать, это осоз­нать, что подвергается воздействию. Если он этого не замечает, то находится слишком далеко от пациента и в этом случае стреляет мимо цели, поскольку принимать эмоции больного и реагиро­вать на них является в известном смысле врачеб­ным долгом. По этой причине я отрешаю метод ук­ладывания пациента на софу, когда врач садится рядом. Я усаживаю его перед собой и разговари­ваю с ним как обычно говорят два нормальных человека; здесь я выражаю себя полностью и реа­гирую без ограничений.

Очень хорошо помню случай с одной дамой лет 58 - тоже врачом - из США. Она приехала в Цюрих в состоянии крайнего замешательства и на­ходилась в таком удрученном состоянии, что я вначале подумал, в себе ли она, но потом выяс­нил, что ее помраченное состояние - результат аналитической процедуры. Дама рассказала мне некоторые подробности, из коих стало совершенно ясно, что подобного замешательства никогда бы не произошло, если бы психотерапевт был нор­мальным человеком, а не мистиком-кудесником, сидящим рядом, полностью бесстрастным, как бы нечаянно роняющим мудрость сверху, с высоты своего положения. После общения с этим врачом дама окончательно растерялась и наделала кучу глупостей. Когда она рассказала мне все . это, я, естественно, отреагировал и, кажется, выругал­ся. На что она вскочила со стула и воскликнула:

„До чего же вы эмоциональны!" - Я не скрыл удивления: „А что? Разве это возбраняется?"

-Вообще-то нет. Но вы же психотерапевт?

- Да. Я врач-психотерапевт. Но не стремлюсь скрывать свои эмоции. Вы что, думаете, что я идиот или кататоник?

- Но вам не положены эмоции?

- Это вашему врачу не положены, на что смею заметить - он полный дурак.

В этот момент для нее вся ситуация просве­тилась.

- Боже, - воскликнула    она. - Теперь    только я поняла, где я нахожусь. Я беседую с нормаль­ным человеком, у которого нормальные эмоции.

Моя реакция дала ей ориентацию. Поскольку дама относилась к чувственному, а не к мысли­тельному типу, то нуждалась именно в подобной ориентации. А ее лечащим психотерапевтом был мужчина, живший в интеллектуальной сфере и не имевший потому возможности контактов с чувс­твенной жизнью своих пациентов. Дама же была высоко эмоциональной натурой, сангвиником; нуждалась в эмоциональных переживаниях и чувствен­ных жестах других людей, чтобы не ощутить собс­твенного одиночества. Иметь дело с чувственным типом и говорить исключительно на интеллекту­альные темы все равно, что интеллектуалу бесе­довать в компании клоунов. Чувствуешь себя как на Северном полюсе, крайне потерянным, так как тебя никто не понимает, никто не реагирует на твои высказывания. И люди могут быть самыми за­мечательными - тем не менее все будет выглядеть по-дурацки, поскольку они не будут соответство­вать вашему психическому типу.

Необходимо всегда стараться отвечать людям в русле их ведущей психической функции, иначе контакта не произойдет. Поэтому чтобы иметь возможность показать пациентам, что их реакции достигают меня и воспринимаются мной, я сажусь напротив, так, чтобы они могли прочесть эти ре­акции на моем лице и видеть, как я их слушаю. Сидя же рядом с кушеткой, на которой располо­жился пациент, можно было бы зевать, дремать, уходить в собственные мысли и вообще делать все, что заблагорассудится. Пациенты меж тем оставались бы в автоэротическом и изолированном состоянии, находиться в котором обычному чело­веку не совсем удобно. Разумеется, готовься они к отшельничеству где-нибудь в Гималаях, тогда другое дело.

Эмоции пациентов всегда отчасти зарази­тельны, но они становятся чрезвычайно зарази­тельными в том случае, когда содержание, проецируемое пациентом на психотерапевта, идентично с собственными бессознательными содержаниями врача. В этом случае уже оба они погружаются в ту же самую темную дыру бессознательного и де­лаются соучастниками. Данный феномен, как взаи­моперенос, описан Фрейдом. Он заключается во взаимном проецировании и совместной связи об­щим  бессознательным.  Соучастие  характеризует первобытную психологию, т. е. психологический уровень, на котором отсутствует осознанное раз­личие между субъектом и объектом. Общее бессоз­нательное, конечно, совершенно недопустимо в ситуации врач-пациент; все ориентации при этом теряются, и конец такого лечения печален.

Но даже врачи-аналитики не бывают абсолют­но совершенны, и может случиться, что в некото­рых отношениях они так или иначе строят свое поведение бессознательным образом. Поэтому я давным-давно настаивал на анализе самих вра­чей-аналитиков: у них должны быть свои духовные отцы и матери. Даже сам римский папа при всей своей непогрешимости должен регулярно исповедо­ваться и не кардиналу, а простому священнику. Если психотерапевт не столкнется объективно со своим бессознательным, то нет гарантии, что ра­но или поздно пациент не попадет в бессозна­тельное психотерапевта. Возможно, многим из­вестны пациенты, обладающие дьявольской хит­ростью по нахождению слабой точки, беззащитного места в психике врача. В эту точку они норовят спроецировать свое собственное бессознательное. Некоторые обычно считают, что данное качество боль­ше свойственно женщинам,-но это не совсем так, мужчины делают то же самое. Они безошибочно выби­рают то место, где врач наиболее уязвим и склонен делать те же проекции, что и пациент. В результа­те происходит соучастие, точное состояние „зараже­ния" личности через общее бессознательное.

Относительно переноса существует предубеж­дение, сложившееся у всех нас в результате оп­ределения, данного Фрейдом. А именно, большинс­тво склонно думать, что мы имеем дело с эроти­ческим переносом. Но мой опыт не подтверждает эту теорию, согласно которой проецируются иск­лючительно эротические содержания и инфантиль­ные переживания. Я же считаю, что проецируется масса вещей, и эротический перенос лишь одна из возможных форм переноса. В человеческом бессоз­нательном существует множество других содержа­ний, также являющихся высоко эмоциональными по природе, и они столь же прекрасно проецируют­ся, как сексуальность. Все активные содержания бессознательного имеют тенденцию появляться в спроецированном виде. Это, скорее, даже прави­ло, - сгруппированное   бессознательное    содержа­ние обнаруживает себя прежде всего в виде про­екции. Любой действующий архетип может обнару­житься в проекции, либо во внешней ситуации, либо в людях, либо в обстоятельствах - короче, в любых объектах. Существуют переносы на живот­ных и на предметы.

Не так давно у меня был интересный случай с очень интеллигентным гражданином. Я объяснил ему совершенную им проекцию, - он спроецировал свой бессознательный образ женщины в реальную женщину, а сны очень ясно показали, насколько разительно реальная личность отличается от той, которую он ожидал видеть.

Выслушав меня, он сказал: „Если бы я знал это два года назад, то сэкономил бы 40 000 франков!" Я спросил: „Каким образом?" „Один че­ловек показал мне древнюю египетскую скульпту­ру, и я тотчас же влюбился в нее. Это была скульптура   египетского   кота,   очень   красивая вещь. Он купил ее за 40 000 франков и поставил на камин в гостиной". Но затем обнаружил, что потерял покой. Его офис находился этажом ниже, и буквально каждый час он вскакивал, отвлекался от работы и поднимался взглянуть на кота, а наглядевшись, шел обратно вниз, чтобы снова вернуться. Это обстоятельство настолько лишило его отдыха, что он перенес скульптуру и водру­зил ее на стол прямо перед собой-и тут обна­ружил, что не может работать! Он вынужден был унести ее подальше, в комнату под чердаком, да­бы избавиться от назойливого влияния, и все время боролся с искушением подняться и посмот­реть на кота еще раз. Когда он понял свою гени­альную проекцию женского образа - так как кот в самом деле символизировал женщину - тогда весь шарм и очарование скульптуры тотчас же исчезли.

Вот пример проекции в оживший физический предмет, к которому тянуло, как порой многих снова тянет к врачу-психотерапевту. Как вы зна­ете, врачей-психотерапевтов часто винят за зме­иные глаза, магнетизирующие и гипнотизирующие людей. Этот взгляд будто бы заставляет людей снова возвращаться к врачу. Как исключение су­ществует ряд неблагоприятных случаев встречного переноса, когда психотерапевт действительно не в силах позволить пациенту уйти; но, как прави­ло, такие обвинения - результат проекции паци­ента, приводящий порой к навязчивой мысли о преследовании.

Интенсивность отношений переноса всегда эк­вивалентна степени важности субъективных содер­жаний. В случаях интенсивного переноса можно быть уверенным, что проецируемые содержания -если только они выделены и осознаны - столь же важны для пациента, сколь и сам перенос. Когда последний теряет силу, то не исчезает бесследно; его интенсивность или соответствующее количество энергии проявится в другом месте, например в из­мененном отношении к чему-либо или в других про­явлениях. Происходит это потому, что сила пере­носа оказывается силой эмоциональной, присущей самому пациенту. В случае аннулированного пере­носа вся спроецированная энергия попадает об­ратно в субъекта, давая ему возможность испытать чувство победителя; в противном случае энергети­ческое „сокровище" просто утрачивается в самом процессе переноса.

Теперь следует сказать несколько слов отно­сительно этиологии самого переноса. Перенос мо­жет быть полностью спонтанным, неспровоцирован­ной реакцией, чем-то вроде „любви с первого взгляда". Разумеется, его нельзя путать с лю­бовью, с которой он ничего общего не имеет. Пе­ренос лишь рядится в одежды любви. Порой он выс­тупает так, что его можно принять за любовь, и, поддавшись на это, малоопытные психотерапевты совершают ошибку. Случается, перенос возникает до первой встречи, до начала лечения. Это гово­рит лишь о том, что личность аналитика в этом случае не имеет никакого значения.

Однажды ко мне в кабинет зашла одна дама, которую недели за три до того я встретил на офи­циальном приеме. Тогда я даже не разговаривал с ней, но лишь с ее мужем, которого знал весьма поверхностно. Позже дама написала мне письмо с просьбой о консультации, и я назвал ей время. Когда она пришла и стояла уже у самой двери, то внезапно сказала: „Я не хочу входить". Я не нас­таивал, - не хочет, значит, не хочет. Тогда она сказала: „Но я должна!" - Я ответил:Я вас не заставляю".

- Но вы заставили меня прийти.

- Помилуйте, каким образом? Я подумал невольно, что она сумасшедшая, но это было не так. Просто эта женщина испытала перенос, который тянул ее ко мне. В это время у нее были некоторые проекции, имевшие такую высо­кую эмоциональную силу, что она не могла им соп­ротивляться; совершенно магическим образом она пришла ко мне. В процессе анализа мы, естествен­но, выяснили, что причиной для этого послужило содержание неспровоцированного переноса.

Обычно перенос возникает только в процессе анализа. Часто это бывает вызвано трудностями в установлении контакта и создании эмоциональной гармонии между доктором и пациентом, что фран­цузские психологи при гипнозе и внушении назы­вают le rapport (связь). Хороший раппорт озна­чает, что пациент и врач прекрасно ладят и до­веряют друг другу. Безусловно,  гипнотический эффект зависит от наличия или отсутствия рап­порта. В аналитическом лечении в случае, когда раппорт между аналитиком и пациентом затруднен ввиду  значительной  психологической  дистанции между ними, бессознательное пациента пытается „покрыть" эту дистанцию и возводит компенсаторный мост. Если нормальное общение отсутствует, брешь заполняется пылкими чувствами или эроти­ческими фантазиями.

Это обычно происходит с людьми, психологи­чески очень одинокими, привыкшими сопротивлять­ся - либо из-за комплекса неполноценности, либо из-за мании величия, или чего-то еще. Из-за страха одиночества они вызывают в себе неверо­ятные эмоциональные усилия, чтобы „привязать" себя к аналитику. Они впадают в безысходность от одной мысли, что он может их не понять. И они успокаивают то ли себя, то ли обстоятельст­ва, то ли аналитика чем-то вроде сексуальной привлекательности.

Компенсаторный феномен в той же степени можно отнести и к аналитику. Представьте, что врач занимается лечением женщины, которая вызы­вает у него сексуальные фантазии. Я не желаю по­добного аналитику, но если это случилось, то лучше в этом разобраться. Это информация об от­сутствии хорошего человеческого контакта. Бес­сознательное аналитика маскирует недостаток рап­порта фантазией. Такие фантазии могут быть види­мыми, это могут быть чувства или ощущения, нап­ример сексуальные. Все они - предупреждение о неправильном отношении врача к пациенту. Если вы видите пациента во сне, также будьте внимательны и попытайтесь понять, не указывает ли сон на ва­шу ошибку. Больные бесконечно благодарны за честное и внимательное отношение и прекрасно чувствуют фальшь и небрежность.

Со мной был один весьма поучительный слу­чай. Я занимался с девушкой двадцати-двадцати четырех лет. У нее было необычное детство: она родилась на Яве в хорошей европейской семье, воспитывала ее няня-аборигенка. Как бывает с детьми, родившимися в колониях, экзотика и, я бы сказал, варварская цивилизация наложили от­печаток на эмоциональную и инстинктивную жизнь девочки. Белому человеку это трудно понять. Су­ществует атмосфера великого страха местных жи­телей перед жестокостью, безрассудством и ог­ромной силой белого человека. Дети, рожденные на Востоке, заражены этой атмосферой, страх проникает в них и порождает бессознательные фантазии, которые искажают всю психологию. Они страдают кошмарами, паникуют, не умеют адапти­роваться в нормальных ситуациях, когда дело ка­сается любви, брака и т. д.

Что касается моей пациентки, она безнадежно заблудилась, часто попадала в рискованные эроти­ческие ситуации и заработала себе дурную репута­цию. Она приспосабливалась не лучшим путем: не­умеренно красилась, носила огромные украшения, чтобы удовлетворить в себе ту самую аборигенку, первобытную женщину, как будто та могла помочь ей в жизни. Девушка не могла обойтись без своих примитивных инстинктов: она с легкостью стала жертвой дурного вкуса - носила платья безобраз­ных цветов, и все это для того, чтобы задобрить свое примитивное бессознательное. Ее выбор муж­чин всегда оставлял желать лучшего и всегда за­канчивался безобразными ссорами. Ее называли ва­вилонской блудницей. Когда она пришла ко мне, то выглядела просто безобразно. Я даже что-то ска­зал по этому поводу, чем ее очень расстроил.

Приснилась же она мне следующим образом: я находился на дороге у подножия большой горы, на горе возвышался замок, в  замке была высокая башня, на вершине башни - открытая лоджия с ко­лоннами и мраморной баллюстрадой, ни ней сидела элегантная женщина. Я посмотрел наверх, и так  высоко задрал голову, что почувствовал боль в затылке. В сидящей на баллюстраде женщине я уз­нал свою пациентку.

Проснувшись, я сразу же подумал: „Боже, почему мое бессознательное поместило эту девоч­ку так высоко?" И тут же понял: сон указывает на мою ошибку. Я смотрел на нее сверху вниз, я плохо о ней подумал. На следующий день я обо всем ей рассказал. Это подействовало как чудо. Никаких переносов больше не случалось, я стал общаться с ней на должном уровне.

Если вы действительно пытаетесь быть на одном уровне с пациентом - не слишком высоко, и не слишком низко, - когда вы правильно подходи­те к его проблеме, вас меньше всего беспокоят проблемы переноса, вызываемые отсутствием рап­порта - их у вас не будет.

Явление переноса может возникнуть у паци­ентов чрезмерно самовлюбленных, которые возво­дят вокруг себя непробиваемую стену изоляции. Тем не менее они отчаянно желают человеческого контакта, но ничего для этого не делают и не позволяют приблизиться другим. Все это вызывает перенос. Его непросто заметить, поскольку таких людей защищает надежная стена. Вашу помощь они воспринимают как агрессию, поэтому нужно дож­даться, пока они добровольно не выйдут из своей крепости. Конечно, они будут выражать свое не­довольство, высказываясь в том смысле, что вы их не понимаете, но единственное, что вы можете сделать,  это  запастись  терпением  и  сказать:

„Что ж, вы продолжаете оставаться внутри, вы ничего не демонстрируете, и пока это будет про­должаться, я тоже ничего не смогу сделать".

В подобном случае перенос может дойти до точки кипения. Ведь только сильный пожар может заставить человека покинуть свой замок. Это бу­дет взрыв, но доктор должен его спокойно выдер­жать. Я помню случай с моей покойной колле­гой-американкой. Она окончила в Америке женский колледж (мы называем эти заведения анимус инку­батор), который ежегодно выпускает огромное ко­личество перепуганных девиц. Она была „очень компетентна" и угодила в достаточно неприятную ситуацию переноса. Это был случай с женатым

мужчиной, который безумно влюбился в нее. Это была, конечно, не любовь, а перенос, но он спроецировал на нее ситуацию, будто бы она же­лает выйти за него замуж, но не может этого се­бе позволить. Он задаривал ее цветами, шокола­дом, украшениями, в конце концов угрожал даже револьвером. В результате она собралась и при­бежала ко мне.

Вскоре выяснилось, что она не имеет ника­кого представления об отношениях и чувствах мужчин и женщин. Она пребывала даже в неведении по поводу мужской анатомии, потому что в колледже, где она училась, изучали только женское тело. Можете представить, с какой ситуацией я столкнулся.

Я сумел разобраться в ее проблеме и понял, почему этот мужчина угодил в ловушку. Она абсо­лютно не осознавала себя как женщину, обладая при этом мужским складом ума. Сама природа зас­тавила ее партнера заполнить эту брешь. Он стремился доказать ей, что она женщина, и долж­на ответить ему, мужчине, у которого есть тре­бования к ней, как к женщине. Отсутствие же в ней женского начала послужило ловушкой. Он в такой же степени не был мужчиной, поскольку и сам этого не заметил.

Оба они попали в ужасную ситуацию перено­са, и кому-то могло показаться, что и тот и другая сумасшедшие, и уж ей-то следовало бы бе­жать от всего этого. Что же касается лечения, то здесь для меня все было ясно. Следовало до­вести до ее сознания, что она женщина, но это невозможно до тех пор, пока она не признает свои женские чувства и качества. Поэтому ее бессознательное организовало великолепный пере­нос на меня, что, естественно, она принять не могла, я же, со своей стороны, никакого давле­ния здесь не оказывал. Она представляла собой случай полной изоляции, обособленная, и столк­новение с собственным переносом лишь усилило ее защитную реакцию, которая, разумеется, должна была быть подавлена в общем контексте лечебного процесса. Поэтому я никогда не заговаривал с ней об этом, не вмешивался в ход событий и за­нимался, главным образом, анализом сновидений. Сновидения постоянно информировали меня о развитии ее переноса. Я чувствовал, что приближа­ется кульминационный момент, и ожидал взрыва со дня на день. Я знал, что это будет довольно неприятно и слишком эмоционально, но мне ничего не оставалось делать. После шести месяцев ста­рательной систематической работы она больше не могла сдерживать себя и буквально прокричала: „Но я люблю вас!" После чего ее сопротивления прекратились и обнажились ужасные беспорядок и путаница в ее душе.

А теперь попробуйте представить себе эту ситуацию. Разумеется, нет ничего хорошего в том, чтобы к 34 годам вдруг обнаружить, что в тебе живет подлинно человеческое начало. И это свалилось на нее как снежный ком. Если бы я сказал ей шесть месяцев назад, что наступит день, когда она произнесет признание в любви, реакция была бы просто непредсказуема. Она пре­бывала в состоянии самовлюбленной изоляции, но пламя ее эмоций в результате прорвалось сквозь стены и вырвалось наружу, подобно вулканической лаве.

Возможно, мое отношение показалось вам бесчувственным и равнодушным, но в такой ситуа­ции невозможно вести себя иначе. Фактически, справиться с ситуацией подобающим образом можно лишь полностью исключив из своего поведения ка­кие-либо нотки превосходства. Вы просто следуе­те за процессом и уравниваете свое сознание и чувства в соответствии с ситуацией для того, чтобы не отличаться в заметной степени от паци­ента; в противном случае он будет чувствовать себя неловко и впоследствии будет переживать глубокую обиду. Вообще неплохо иметь „резерв­ные  чувства, которые в таких случаях могут очень пригодиться. Конечно, это требует опреде­ленного опыта. Не всегда это просто, но необхо­димо преодолевать подобные болезненные моменты таким образом, чтобы не вызвать отрицательные реакции у пациента.

Я уже упоминал о причинах переноса, это общее бессознательное и контаминация (психичес­кое заражение). Только что приведенный мной слу­чай - яркий тому пример. Контаминация через об­щее бессознательное  происходит,  как правило, когда аналитик недостаточно адаптирован, други­ми словами, когда он невротик. Хорош ли, плох ли его невроз, это всегда открытая дверь, через которую может войти пациент. Тогда происходит контаминация. Именно поэтому сам аналитик дол­жен знать о себе как можно больше.

Я помню случай с молоденькой девушкой, ко­торая до того, как попала ко мне, уже работала с двумя аналитиками. Каждый раз перед началом ана­лиза ей снился один и тот же сон. Она приезжает на границу и хочет пересечь ее, но не может най­ти таможню, чтобы заявить в декларации, что она везет с собой. Сон давал ей ощущение того, что она никогда не найдет правильного отношения к своему аналитику, но поскольку чувство неполно­ценности сохранялось, а к своим суждениям она относилась с недоверием, отношения с прежним аналитиком не прерывались и, в сущности, ника­кого прогресса не наблюдалось. Она проработала с ним еще два месяца, после чего все же ушла от него. Затем она нашла другого аналитика.

И снова ей приснилось, что она подходит к границе.

Темная ночь. Ей видится какой-то тусклый свет. Кто-то говорит ей, что это таможня. Она пытается туда пробраться. Для этого она спуска­ется с горы, идет по равнине. Ей нужно пройти через темный лес. Она преодолевает страх. Когда она идет по лесу, кто-то хватает ее. Она хочет освободиться, ее держат все крепче. Вдруг ей открывается, что это ее психоаналитик.

В результате через три месяца работы у этого аналитика развился стойкий контрперенос, который предсказал сон.

Когда она пришла ко мне, увидев меня перед этим на лекции, ей тоже приснился сон.

Она подходила к швейцарской границе. Был день. Она увидела таможенный домик, вошла туда. Там стоял швейцарский таможенник. Перед ней бы­ла какая-то женщина, она позволила ей пройти, потом настала ее очередь. У нее была только ма­ленькая сумочка, она думала, что пройдет неза­меченной. Офицер остановил ее. Она сказала, что в сумочке ничего нет. Он настоял на досмотре и стал вытаскивать из сумочки что-то такое, что становилось все больше и больше и превратилось в двуспальную кровать.

 Ее проблема заключалась в том, что она от­казывалась выходить замуж по определенным при­чинам. А кровать во сне была брачной постелью. Я избавил ее от этого комплекса, и вскоре, ра­зобравшись в себе, она вышла замуж.

Такие первые сны часто бывают очень инфор­мативны. Поэтому я всегда спрашиваю нового па­циента, знал ли он, что придет ко мне, встречал ли меня раньше, что ему снилось накануне визи­та. Проникая в бессознательное, вы получаете неоценимую информацию, которая помогает вам обогнуть острые углы. Перенос же никогда не бы­вает преимуществом, это всегда помеха.

Причиной тяжелых форм переноса может ока­заться провокация со стороны самого врача-ана­литика. Мне грустно об этом говорить, но есть такие аналитики, которые целенаправленно доби­ваются переноса, думая, что это необходимая и полезная часть самого лечения. Это полностью ошибочная идея. Ко мне попадали люди, которые после двух недель такого „лечения" приходили в безнадежное состояние. Бывало так, что я был уверен в успехе анализа, дела шли великолепно, как вдруг пациент со слезами заявляет мне, что он больше не может.

- Почему? В чем дело? Может быть, у вас нет денег?

-Нет-нет, причина не в этом. Просто у меня нет переноса!

И мне приходится объяснять, что это великое благо,  что  перенос - это болезнь, что  у нормальных людей не бывает переноса. После этих  объяснений анализ снова идет великолепно.

Многие считают, что без переноса они ни­когда не вылечатся. Это происходит от того, что они начитались Фрейда о переносе, или пообща­лись с другими аналитиками, и это представление прочно вошло в них. Это полный нонсенс. Если нет переноса, тем лучше для вас. Вы получаете материал точно так же, и не перенос вас им снабжает. Все, что необходимо, выводят наружу сны. Если же вы работаете для переноса, прово­цируя пациента, результаты анализа будут неу­довлетворительными. Вы пробуждаете ожидания, которые никогда не сможете удовлетворить. Вы просто обманщик. Аналитику не позволительно вести себя слишком дружески, потому что эффект будет направлен против него. Он не сможет опла­тить предъявленный счет. Даже если ему кажется, что он делает это на благо пациента, это заб­луждение. Оставьте людей такими, какие они есть. Не имеет значения, любят ли они аналитика или нет. Главное для пациента - разобраться в своей жизни, и вы не поможете ему этими своими притязаниями.

Таковы некоторые причины переноса. Основой всегда является ищущее выражения активное бес­сознательное в человеке. Интенсивность переноса равна важности проецируемого содержания. Силь­ный перенос соответствует активному содержанию, он несет в себе нечто значительное для пациен­та. И чем дольше он проецируется, тем больше аналитик заключает в себя эти ценности. Иначе и быть не может, но ему следует вернуть их паци­енту. Без этого анализ не будет завершен. К примеру, если пациент проецирует в вас комп­лекс Спасителя, вы должны вернуть ему только комплекс Спасителя, ничего больше, что бы это не означало. Вы ведь, более чем уверен, не Спа­ситель.

Проекции архетипической природы представ­ляют особую задачу, отдельную трудность для психотерапевта (врача-аналитика). Любая профес­сия содержит в себе определенные трудности, и опасностью в анализе оказывается возможность заразиться проекциями переноса, в особенности архетипическими содержаниями. Когда, положим, пациент решит,  что врач-аналитик  (психотера­певт) есть реальное осуществление его сновиде­ний, что он не просто врач, а духовник-герой, нечто вроде Спасителя, то, конечно, тот или иной врач скажет: „Какая чушь! Это просто бо­лезнь. Истерическое преувеличение". Однако это пощекочет его нервы, поскольку выглядит очень красиво. И, кроме того, сам психотерапевт несет в себе те же самые архетипы. Постепенно он на­чинает чувствовать, что поскольку спасители как таковые существуют, то нет ничего невероятного в том, что он окажется одним из них; затем, сначала колеблясь, а потом все увереннее убедит себя в том, что он не совсем обычный индивид. Постепенно сделается обворожительным и исключительным. Он уже не может просто разговаривать со своими коллегами, так как он стал сам не знает кем. Делается все более несговорчивым, избегает человеческих контактов, изолирует се­бя, в конце концов ему становится совсем ясно, что он очень важная фигура, наполненная высоким духовным смыслом, возможно равная Махатмам в Гималаях, и что вполне возможно - он тоже при­надлежит высокому братству. И наконец, такой человек утрачивается для своей профессии.

У меня есть коллеги, с которыми получилось именно так. Они не смогли противостоять атакам коллективного  бессознательного   пациентов,   раз за разом проецировавшего комплекс спасителя и религиозной веры на них. Пациент начинал верить в то, что аналитик владеет секретным знанием, „ключом", потерянным церковью, с помощью кото­рого  может  открыться  великая  искупительная правда. Они поддались этому соблазнительному искушению. Они отождествили себя с архетипом, они нашли свое кредо, они нуждались в учениках, которые верили бы в них.

Этим же объясняется определенная сложность в обсуждении психологии разных школ дивергент­ных идей. Существует тенденция разбиваться на небольшие группы, так называемые научные секты. В действительности все они сомневаются в исклю­чительности своей „правды", и именно поэтому они собираются вместе и твердят одно и тоже, до тех пор, пока не поверят в это окончательно. Фанатизм есть признак подавленного сомнения. Обратимся к истории церкви. Когда ее положение было шатким, возникали секты фанатиков. Проис­ходило это потому, что тайные сомнения должны быть  подавлены.  Если  человек  действительно убежден в своей правоте, он абсолютно спокоен и может обсуждать противоположную точку зрения без тени негодования.

Для психотерапевта всегда существует про­фессиональный риск отрицательных проекций в точку, где он беззащитен. Он постоянно должен находиться  во  всеоружии.  „Яд"  действует  не только психологически, он может затронуть его симпатическую систему. Я наблюдал несколько эк­страординарных случаев физических заболеваний среди психотерапевтов, заболеваний с неизвест­ными медицине симптомами. Я склонен относить их к эффекту продолжительного проецирования, ког­да аналитик не дискриминирует свою собственную психологию. Определенные эмоциональные состоя­ния пациента контагиозно воздействуют на анали­тика, вызывая похожие вибрации в его нервной системе. Именно поэтому как психиатры, так и психотерапевты бывают иногда со странностями. Такая возможность определенно связана с пробле­мой переноса, и никогда не следует забывать об этом.

Теперь следует сказать о терапии переноса. Это весьма сложный и запутанный предмет, но обой­ти его молчанием невозможно. Чтобы снять пере­нос, а речь идет именно о снятии, необходимо заставить пациента осознать субъективную цен­ность личностного и безличностного содержаний его переноса. В проекции может оказаться не только личностный, но и архетипический материал. Комплекс спасителя - явно не личностный мотив; это предчувствие, экспектация повсеместно обна­руживаемые в человеческих сообществах в особый период истории. Комплекс спасителя – архетипическая идея магической личности.

В начале анализа проекции переноса - это неизменные повторения прошлого личного опыта пациента. Допустим, ваш пациент часто бывал на курортах. Вы знаете, какого рода там врачи. Свой опыт общения с ними он будет проецировать на вас. Сначала вам придется пробираться сквозь страх своих коллег с морских побережий, отлича­ющихся большими гонорарами и актерством. Воз­можно, и вас он примет за такого же. Затем вам придется разделаться с целой серией знакомцев вашего  пациента - докторов,  юристов,  школьных учителей, тетушек, кузин, братьев и даже папой. Вы ошибаетесь, если думаете, что это конец. На папе шеренга не заканчивается, и вы начинаете подозревать, что на вас проецировали даже де­душку. Такое вполне возможно. Лично я никогда не сталкивался с проекцией прадедушки, но де­душку на меня проецировали. Когда вы дойдете до няни, возможности вашего сознания будут ис­тощены, и если перенос на этом не закончится,  несмотря на все ваши усилия, причина - в проек­ции безличностных содержаний.

Существование    безличностных    проекций опознается специфической безличностной природой их содержаний; например, комплексом спасителя или архаическим  Бого-образом.  Архетипический характер этих образов воспроизводит магию, т. е. сверхмощный эффект. Нашим рациональным соз­нанием трудно понять, почему это происходит. Бог, например, есть дух, а дух для нас не со­держит ничего субстанциативного или динамичес­кого. Но если исследовать первоначальное значе­ние этих терминов, то выясняется реальная сос­тавляющая опыта и становится понятным, как он воздействует на первобытный разум, на первобыт­ную психику в нас самих. Дух, спиритус, или пневма, означает воздух, ветер, дыхание; спиритус, или пневма, по своему архетипическому смыслу динамические и полусубстанционные агенты, вы движимы ими, как ветром: они вдыхаются в вас, в результате чего вы насыщаетесь, наполняетесь ими.

Спроецированные архетипические фигуры мо­гут точно так же нести отрицательный смысл, как например образы колдуна, дьявола, демонов и т. п. Даже сами врачи-аналитики не вполне защи­щены от подобных реалий. Я знаю коллег, которые распространяют фантастические вещи обо мне и верят, что я связан с дьяволом и черной магией. И у людей, которые до сих пор никогда не дума­ли, что существует, скажем, дьявол, могут воз­никнуть самые невозможные, немыслимые фигуры при переносе безличностных содержаний. Проекция образов, содержащих родительское влияние, обыч­но исчезает в результате здравого размышления, но безличностные образы простым рассуждением не аннулируются. Более того, аннулировать или раз­рушать их было бы неправильно, так как в об­щем-то они весьма существенны в психическом бы­тии. Чтобы пояснить это, я боюсь, мне придется снова вернуться к истории человеческого разума.

Давно известно, что архетипические образы являются спроецированными. Они и должны быть спроецированными, иначе сознание просто было бы наводнено этими образами. Суть заключается в подыскивании формы, являвшейся бы адекватным вместилищем. Испокон веков существует утвержде­ние, помогающее людям проецировать безличност­ные образы. Все его хорошо знают, возможно мно­гие сами прошли в нем соответственную выучку, но, к сожалению, не обратили внимания на всю важность этого института. Я имею в виду религи­озное посвящение, которым у нас, христиан, яв­ляется крещение. Когда пленяющее и неповторимое влияние родительских образов ослабевает и ребе­нок высвобождается от своего первоначального биологического участия в совместной с родителя­ми „битве за жизнь", тогда природа, а именно бессознательная человеческая природа, в своей бесконечной мудрости производит ряд посвящений. Их можно обнаружить в самых первобытных племе­нах - посвящение мужчины, инициация на участие в духовной и социальной жизни племени. В про­цессе дифференциации сознания посвящение под­вергалось множеству изменений, пока не переко­чевало в христианство в виде таинства крещения. В обряде крещения участвуют два формальных ли­ца: крестный отец и крестная мать. На швейцарс­ком наречии они носят имена Бога - "Gotti" и „Gotte". Gotti - мужская форма, означающая От­ца, Gotte - женская форма. Слово Бог означает Отец, вдохновитель. Крещение и духовные родите­ли в виде крестных отца и матери выражают тайну второго рождения. Известно, что все высшие кас­ты в Индии имеют титул „Дважды рожденный". В этом же смысле быть дважды рожденным оказывает­ся прерогативой фараона. Поэтому в египетских храмах очень часто рядом с главным помещением для богослужений можно встретить так называемую „родильню",  состоящую  из  одной-двух  комнат, специально предназначенных для свершения ритуа­ла. В них происходит второе рождение фараона, поскольку, хотя он и рожден во плоти как чело­век, он, кроме этого, создан Богом и рожден Бо­гиней. И он, следовательно, рождается как сын человека и Бога.

Наше крещение означает обособление ребенка от естественных родителей и от влияния роди­тельских образов. С этой целью биородители за­меняются родителями духовными: крестные отец и мать  представляют  intercessio   divina   (божест­венное поручительство) посредством Церкви, ко­торая выступает как видимая форма Церкви Духа. В католическом ритуале и брак (здесь предполагается весьма важным, что этот мужчина и эта женщина соединяются друг с другом) осуществля­ется посредством церковного ритуала; intercessio sacerdotis (божественное поручительство) не допуска­ет непосредственного контакта полов. Священник пред­ставляет Церковь, а Церковь всегда оказывается меж­ду, в форме вероисповедования, которое является обязательным. Это вмешательство не есть следствие особой хитрости Церкви, но, скорее, ее великой муд­рости, сама же идея восходит к истокам христиан­ства - уже тогда мы вступали в брак не просто как мужчина и женщина, но как брачущиеся во Христе. У меня есть античная ваза, на которой изображено раннее христианское обручение. Мужчина и женщи­на держат друг друга за руку. Соединением руки помещены в Рыбу; Рыба означает Христа. Этим символизируется, что обрученные разделены и со­единены Христом. Христос находится между ними; он представляет власть, означающую отделение человека от простых природных сил.

Процесс выделения человека из природного мира испытан в хорошо известных обрядах инициа­ции или обрядах, посвященных юношам, вступающим в половозрелый возраст в первобытных племенах. По достижении половой зрелости мальчики внезап­но отзываются из селения. Их выводят в окрест­ности, где заставляют провести ночь. Из темноты слышны голоса духов, рев быков, женщинам в это время под страхом смерти запрещено показываться из дома. Среди ночи мальчиков приводят в лесную хижину, где демонстрируются всевозможные ужас­ные сцены. Им запрещено разговаривать: сообща­ется, что они умерли, а затем, что снова роди­лись, и для доказательства этого дают новые имена. Им внушается, что они теперь другие лю­ди, нежели были раньше, и больше не дети своих родителей. Инициация может зайти так далеко, что после возвращения матерям больше не разре­шают разговаривать со своими сыновьями, так как молодые люди уже не их дети. Некогда у Готтен­тотов один мальчик совершил инцест с матерью, чтобы доказать, что она ему больше не мать, а всего лишь женщина в числе прочих.

Соответствующий христианский ритуал утра­тил много весьма существенного; но, изучая сим­волику крещения, можно и сейчас обнаружить сле­ды первоначального смысла. „Родильня" - в нашем случае купель для крещения; это в сущности бас­сейн, рыбный садок, в котором каждый представ­ляет маленькую рыбку: вначале он символически тонет, а затем снова воскресает. Известно, что ранних христиан на самом деле погружали в кре­щенскую купель, которая была гораздо больше, чем сейчас; во многих старых крестильнях соору­жалась крестильня отдельным зданием на собс­твенном основании, в плане представлявшим круг. Накануне пасхи католическая церковь совершала специальную церемонию освящения купели для кре­щения, Benedictio Fontis. Обычную воду заклина­ли от смешения со всякими дурными силами, в ре­зультате чего она превращалась в обновленный и очищенный источник жизни, чистое, незапятнанное чрево святого источника. Затем священник святил воду, обходя купель, в форме креста в четырех местах, три раза дул на нее и три раза погружал в воду священную пасхальную свечу, как символ вечного света, а в это же время заклинание при­зывало, Целомудренную силу Святого Духа погру­зиться в купель. Из иерогамии (из святого брака между Святым Духом и крещенской водой, как чре­вом Церкви), и возрождался человек в истинной невинности нового детства. Пятно греха, взятое от него и его природы, соединялось с образом Бога. Человек больше не осквернялся природными силами, он перерождался в духовное бытие.

Известны и другие обычаи и ритуалы, выде­лявшие человека из естественной животной среды. Не вдаваясь в детали, следует заметить, что изучая психологию первобытных, можно обнаружить тесную связь всех важных жизненных событий с тщательно разработанными церемониями, цель ко­торых - отделить   человека   от   предшествующей стадии бытования и помочь ему перенести психи­ческую энергию в следующую стадию жизнеустройс­тва. Когда девушка выходит замуж, она должна освободиться от давления родительских образов и избежать проекции образа отца в мужа. С этой целью в Вавилоне существовал ритуал, с помощью которого психика молодой девушки освобождалась от образа отца. Я имею в виду ритуал храмовой проституции, согласно которому девушки из знатных семей отдавались незнакомцам, посещавшим храм; тем, кто, предположительно, потом в даль­нейшем, его .не посетит. Как правило, это были чужеземцы, с которыми девушки проводили ночь. Подобный институт существовал и в средние века, jus primae noctis, .право первой ночи, этим пра­вом обладал феодал-правитель по отношению к крепостным. Невеста свою первую брачную ночь должна была провести с ним.

Ритуалом храмовой проституции создавался наиболее впечатляющий образ, сталкивающийся с образом мужчины, за которого юная дама собира­лась замуж, в случае, если возникала брачная проблема, то возвращение в исходное психическое состояние, как естественный результат внутрен­него конфликта, совершалось не к образу отца, а к однажды встреченному незнакомцу, пришедшему из неведомых земель. Это давало возможность не погружаться снова в мир детских впечатлении, а находить психическое убежище в районе собствен­ного возраста, и тем самым в достаточной степе­ни защищала против инфантильной регрессии.

Данный ритуал демонстрирует одно из самых изумительных качеств человеческой психики. Не случайно женщины сохраняют архетипический образ возлюбленного из отдаленной, неведомой земли, мужчины, появившегося из-за моря-океана, встре­тившего ее однажды и ушедшего назад. Этот мотив известен из вагнеровского „Летучего голландца" и ибсеновской „Дамы из моря". В обеих драмах дама ожидает чужеземца, который должен прийти из-за далеких морей, чтобы испытать большую лю­бовь к ней и с ней. В опере Вагнера героиня по-настоящему влюбляется в образ, который видит воочию еще до того, как появляется сам герой. В „Даме из моря" героиня только однажды встретила своего избранника и теперь вынуждена все время ходить на берег моря в ожидании его возвраще­ния. („Алые паруса" Александра Грина - тот же мотив. - Прим. перев.). В вавилонском ритуале этот архетипический образ существовал конкретно с целью вызволить женщину из тисков родитель­ских образов, являющихся также образами архетипическими и посему чрезвычайно мощными. Я напи­сал небольшую книгу о взаимвотношениях между ЭГО и бессознательным, где описал случай проек­ции образа отца, имевший место у лечившейся у меня женщины; и о том, как эта проблема разре­шилась благодаря анализу архетипического обра­за, лежавшего в основе этого отцовского перено­са.

Первая стадия лечения переноса вовлекает не только осознание пациентом того факта, что он все еще смотрит на мир из детской или классной комнаты и т. п., проецируя и аспектируя при этом все положительные и отрицательные авторитеты своего личного опыта; в осознание должна быть включена вся объективная сторона вопроса. Для создания действительно зрелой установки, аттитюда, пациент должен увидеть саму субъективную оценку всех тех образов, которые, как казалось, создают саму проблему. Он должен ассимилировать их со своим собственным психическим бытием; дол­жен обнаружить, в каком смысле он является частью его самого; каким образом он приписывает, например, положительную оценку тому или иному объекту, когда фактически это и есть он сам, кто эту оценку выставляет. Тем же самым образом он проецирует отрицательные качества и соответ­ственно ненавидит и испытывает отвращение к субъ­екту. Здесь необходимо понять, что субъект сам проецирует свою собственную низменную сторону, свою тень, так сказать, предпочитает иметь опти­мистический и односторонний образ себя самого. Фрейд, как известно, имеет дело только с объек­тивной стороной. Но фактически невозможно помочь пациенту усвоить содержание его невроза снисхо­дительными ссылками на детское отсутствие от­ветственности или смиренным указанием на глупую судьбу, жертвой которой является пациент. Его невроз означает требование стать целостной лич­ностью, а это включает узнавание и ответствен­ность за свое целостное бытие, за его хорошие и плохие стороны, возвышенные и низменные функции.

Предположим теперь, что проекция личностных образов, как таковая, состоялась, реализовалась и возымела действие, и тем не менее имеет место перенос, который вы просто не можете разрешить (аннулировать). Тогда в терапии переноса мы вступаем во вторую стадию. Эта стадия — разделе­ние личностных и безличностных содержаний. Лич­ностные проекции, как мы видели, аннулируемы в принципе; для этого они должны оказаться осо­знанными, но безличностные проекции аннулиро­вать нельзя, так как они принадлежат структур­ным элементам самой психики (самого психическо­го бытия). Они оказываются не реликтами пережи­ваемого прошлого, а наоборот, целенаправленными и компенсаторными функциями чрезвычайной важ­ности, надежной защитой в ситуациях, в которых человек, как говорится, теряет голову. Скажем, в случае паники, неважно, внутренней или внеш­ней, вмешиваются архетипы, дающие человеку воз­можность совершения адаптивных инстинктивных действий. Реакция человека в данном случае ока­зывается такой, как будто бы он заранее знал или предвидел ту или иную ситуацию. Иными сло­вами, он действует так, как обычно это делает человечество, поэтому мы говорим, что этот ме­ханизм - весьма жизненно важен.

Следует заметить, что проекция этих безлич­ностных образов сама по себе носит опосредован­ный характер. А поэтому аннулировать здесь можно лишь сам акт проекции, но никак не ее содержа­ние, чего, кстати, и пытаться делать не стоит. При всех стараниях пациент не может ассимилиро­вать безличностные содержания в своем сознании, тот факт; что они по сути безличностные содержа­ния, как раз и является причиной для их проецирования; человек чувствует, что они не при­надлежат определенному субъекту, его индивиду­альному разуму, а локализуются где-то вне еди­ничного ЭГО, и за отсутствием подходящей субъ­ективной формы их вместилищем является челове­ческий объект. Поэтому необходимо быть крайне внимательным, имея дело с безличностными проек­циями. Например, было бы большой ошибкой ска­зать пациенту: „Пожалуйста, поймите, что вы проецируете на меня образ спасителя. А это глупо, уповать на спасителя и делать ответс­твенным меня за это упование". Встретившись с „надеждой" подобного рода отнеситесь к ней серьезно. Все человечество живет с подспудным ожиданием спасителя; это ожидание можно обнару­жить везде: обратите внимание хотя бы на Италию или Германию, (1935 г.—приход фашизма. - Прим. перев.). Сегодня у вас, в Англии, нет спасите­ля, нет его и у нас, в Швейцарии. Но я не верю, что мы так уж сильно отличаемся от остальной Европы. Ситуация у нас лишь слегка отличается от итальянской или германской; возможно, они чуточку менее уравновешены, но даже и у нас с уравновешенностью не все гладко. В указанных странах комплекс спасителя обнаруживается в ви­де психологии массы, толпы. Комплекс спасителя - архетипический образ коллективного бессозна­тельного, и совершенно естественно, что он ак­тивизируется в эпохи, столь насыщенные пробле­мами и дезориентацией, как, к примеру, наша. В коллективных событиях довольно легко и просто увидеть, как сквозь волшебное стекло, что может произойти с отдельным индивидом, внутри его са­мого. Даже в относительно простом ситуативном моменте - панике - приходят в действие все компенсаторные психические элементы. И это совсем не патологическое явление. Возможно, это пока­жется странным, что коллективное бессознатель­ное выражается в политической форме. Но форма -фактор весьма иррациональный, и наше рациональ­ное сознание не может указывать ему, каким должно быть его проявление. Конечно, представив коллективное бессознательное самому себе, сле­дует ожидать, что его активация может оказаться весьма разрушительной; она может обернуться массовым психозом. Поэтому связь человека с коллективным -бессознательным всегда регулирует­ся; существует определенная форма, в которой выражаются архетипические образы. Так как кол­лективное   бессознательное - функция,   действую­щая непрерывно, то человек должен постоянно держать с ней контакт. Его психическое и душев­ное здоровье зависит от кооперации с безлич­ностными образами. На практике подобная связь поддерживается, поскольку в наличии всегда име­ется та или иная религия.

Что такое религия? Религия есть психотера­певтическая система. А что делаем мы, психоте­рапевты? Мы пытаемся лечить страдания челове­ческого разума, человеческой психики или чело­веческой души, а религия имеет дело с той же самой проблемой. Поэтому наш Бог - целитель, доктор, он исцеляет больного и имеет дело с ду­шевными трудностями человека, а это и есть именно то, что мы называем психотерапией. Когда я говорю о религии как о психотерапевтической системе, то это не игра слов. Религия - мощно работающая психотерапевтическая система, в ней заключена огромная практическая истина. Могу сказать одно - клиентура у меня достаточно об­ширна и обитает на разных континентах, там же, где живу я сам, живут практически одни католи­ки; но за последние тридцать лет у меня побыва­ло вряд ли больше чем шесть действительно веру­ющих католиков. Подавляющее большинство пациен­тов составляли протестанты и иудеи. Однажды я разослал опросник людям, которых не знал лично, в опроснике я спрашивал: „Как бы вы поступили, окажись в психологическом затруднении? Предпоч­ли бы вы пойти к доктору или к священнику (пас­тору)?" Самих ответов я уже не помню, но хорошо помню то, что около 20 % протестантов предпочли пойти к пастору. Остальные же были настроены против пастора и предпочли доктора, причем са­мыми убежденными в этом оказались родственники и дети священнослужителей. Помню один интерес­ный ответ китайца. Тот заметил: „Когда я молод, я иду к доктору, а когда стар - к философу". А среди католиков 58 или 60 % ответили, что, ко­нечно, пойдут к священнику. Это доказывает, что католическая церковь, в частности с ее строгой системой религиозных предписаний и наставлений к образу мышления, является терапевтическим ин­ститутом. У меня было несколько пациентов, про­шедших аналитический курс лечения, которые пос­ле этого сделались убежденными католиками; было несколько и других, вступивших в так называемую группу „Оксфордское движение" - с моего благос­ловения! Я думаю, что существование подобных институтов совершенно правильно и полезно. Ими нас обеспечила история, и будь я сам человеком средневекового склада мышления, то с легкостью принял бы подобное вероучение. К несчастью, оцерквление требует в некотором смысле средне­векового образа мыслей, чего я не имею в доста­точной степени. Но и из сказанного ясно, что я подхожу к архетипическим образам и соответству­ющей форме для их проекции весьма серьезно, по­тому что коллективное бессознательное занимает значительное место в психическом существовании человека.

Все личностные проявления типа инцестуозных тенденций и других детских побуждений ока­зываются на поверку весьма поверхностными; то, из чего в действительности состоит бессозна­тельное, являются великими коллективными собы­тиями времени. По сути дела в коллективном бес­сознательном индивида представлена сама исто­рия; и когда у отдельных индивидуалов начинают активизироваться архетипы, мы оказываемся окру­женными историей, хотя и пребываем в настоящем. Архетипический образ, диктуемый моментом исто­рии, входит в жизнь, и каждый оказывается зах­ваченным им. Это, кстати, и то, что мы видим сегодня. (Намек на фашизм в Италии и Германии. -Прим. перев.). Я предвидел это в 1918 году, когда говорил, что белокурая бестия пошевелива­ется во сне и что в Германии что-то произойдет.

Никто из психологов тогда не подозревал, что я имел в виду, так как люди просто не представляли, что наша личностная психология не более чем тонкая кожа, всего лишь рябь на океанской толще коллективной психологии. Кол­лективная психология есть мощный фактор, фак­тор, меняющий всю нашу жизнь, меняющий поверх­ность знакомого нам мира, фактор, который дела­ет историю. И коллективная психология действует согласно законам, весьма отличающимся от тако­вых в нашем собственном сознании. Архетипы-мощные решающие силы, они свидельствуют о ре­альных событиях, а не о нашем индивидуальном разуме и практическом интеллекте. Перед Первой мировой войной все интеллигентные люди говори­ли: „У нас не будет войны, мы стали слишком ра­зумны, чтобы позволить ей случиться; торговля и финансы сплетены в международный узел, так что война абсолютно невозможна". И после этого все­го вспыхнула самая чудовищная битва, какую ви­дел мир. И сейчас снова начинают твердить те же самые дурацкие вещи и о разуме, и о мирных пла­нах, и тому подобных вещах. Они завязали себе глаза,  цепляясь  за  этот  детский  оптимизм -взгляните реальности в лицо! Совершенно очевид­но, что архетипические образы решают судьбу че­ловека. Решает бессознательная психология, а не то, что мы думаем и говорим в кулуарах, с три­буны и в совещательных комнатах.

 Кто в 1900 году мог подумать, что через тридцать лет будет возможно то, что происходит в Германии сейчас? Могли бы вы поверить тогда, что целая нация высокоинтеллигентных и воспи­танных людей может быть охвачена умопомрачающей властью архетипа? Я видел, что это грядет, и понимал это грядущее, так как знаю силу коллек­тивного бессознательного. На поверхности же все выглядит невероятным. Даже мои личные друзья находятся под чарующим влиянием архетипа, и когда я нахожусь в Германии, то сам в это верю;

я все понимаю и знаю, что иначе и быть не мо­жет. Никто не в силах сопротивляться. Происхо­дящее бьет ниже пояса, а не в голову; мозг при этом ничего не считает, поскольку здесь система симпатии, сочувствия. Это сила, которая очаро­вывает людей изнутри - актуализировавшееся кол­лективное бессознательное. Она - архетип, общий для всех тех, кто призван к жизни. И именно по­тому, что это архетип, он имеет исторические корни, и мы не можем понять те или иные собы­тия, не зная истории. То, что происходит сегод­ня, - это история Германии, подобно тому как фашизм-живая итальянская история. Не следует оставаться детьми относительно происходящего, с интеллектуальными и разумными идеями, говорящи­ми: этого не может быть. Даже звучит по-детски: не может быть. Происходящее не имеет ничего об­щего с рациональными суждениями, оно - просто история. И когда перенос вашего пациента доби­рается до архетипа, вы попадаете в шахту, кото­рая может взорваться. Взорваться просто потому, что вы ожидаете взрыв коллективно. (Воронья Слободка в „Двенадцати стульях" Ильфа и Петро­ва: „Дом не мог не сгореть. И однажды вечером он запылал, подожженный сразу с четырех кон­цов". - Прим. перев.). Безличностные образы со­держат громадную динамическую энергию. Бернард Шоу говорил в „Человеке и Сверхчеловеке": „Это существо - человек, который в своих собственных эгоистических делах - труп до мозга костей, бу­дет сражаться за идею как герой".

Конечно, нельзя назвать фашизм или гитле­ризм идеями. Это архетипы, и потому можно ска­зать: дай людям архетип, и вся толпа будет дейс­твовать как один человек, без всякого сопротив­ления. С громадной динамической силой архетипических образов справиться нельзя. Поэтому един­ственное, что делается на третьей стадии терапии переноса, - отделение личного отношения   к врачу-психотерапевту от безличностных факторов. Совер­шенно ясно, что когда вы честно и внимательно работаете с пациентом, вы ему нравитесь; если вы переделали порядочный кусок работы с пациен­том, то он нравится вам вне зависимости, мужчи­на он или женщина. И было бы совершенно неес­тественно и даже странно. не испытывать никакой человеческой реакции со стороны пациента на проделанную работу. Обычная человеческая реак­ция вам вполне нормальна и естественна, и она . стоит того; и это ни в коей мере не перенос. Но подобное отношение к врачу возможно только в соответствующей сдержанной форме и до тех пор, пока она не испорчена безличностными оценками. Это означает, с другой стороны, необходимость полного признания важности архетипических обра­зов, многие из которых носят религиозный харак­тер. Допускаете ли вы, что ураган нацизма в Германии содержит религиозную оценку, или нет, не играет роли. Думаете ли вы, что Дуче - фигу­ра религиозная, или нет, не суть важно, потому что он все-таки фигура религиозная. Подтвержде­ние тому можно прочесть даже в газетах, вышед­ших на днях. В них процитирована стихотворная строчка о римском Цезаре: esse deus, deus ille, Menalka (Вот Бог, Бог Меналька)! Фашизм предс­тавляет латинскую форму религии, и его религи­озный характер объясняет, почему в целом дело приняло такой пленительный и чудовищный оборот.

Следствием осознания важности безличност­ных оценок может стать оцерквление вашего паци­ента или его присоединение к религиозному веро­учению, или что-нибудь подобное. Вот если он не может объединить свой опыт коллективного бес­сознательного в пределах той или иной религиоз­ной формы, тогда его ждут трудности. В таком случае безличностные факторы не получают вмес­тилище, пациент вновь оказывается во власти пе­реноса, а архетипические образы губят челове­ческое отношение к врачу. Психотерапевт оказы­вается спасителем или - проклятие ему - не ока­зывается, хотя и должен был оказаться. Но врач всего лишь человек, он не может быть ни спаси­телем, ни любым другим архетипическим образом из тех, что активизируются в бессознательном пациента.

Вследствие огромной трудности и важности этой проблемы я разработал специальную методику восстановления   спроецированных   безличностных оценок. Методика весьма сложная и на прошлой лекции я кое о чем упоминал в связи с вышепри­веденным сном. Когда бессознательное говорит, что под христианским храмом находится тайное помещение с золотым сосудом и золотым кинжалом,  то оно не лжет. Бессознательное вообще не лжет, так как природно по сути своей. Природа же не лжет никогда. Есть золото, есть сокровище и ве­личайшая цена за него.

Располагай я большим времением, можно было бы продолжить эту тему и подробно рассказать о сокровищах и способах их сохранить. Это убедило  бы в справедливости метода, позволяющего индиви­ду самому держаться вблизи своих безличностных образов. Сейчас же я могу сказать лишь пару слов и отослать к моим публикациям по этому поводу.

Четвертую стадию терапии переноса я называю объективизацией  безличностных  образов.  Это - существенная часть процесса индивидуации.

Ее   цель - отделить   сознание   от   объекта настолько, чтобы индивид больше не помещал га­рантию своего счастья, а иногда и жизни, в не­ких внешних посредников, будь то люди. идеи, обстоятельства. Чтобы он пришел к осознанию, что все зависит от того, владеет ли он сокрови­щем, или не владеет. Если он чувствует, что сокровище в его руках, тогда центр тяжести на­ходится в самом индивиде, а не в объекте, от которого он зависел. Достичь состояния такого освобождения является целью духовной практики на Востоке и целью всех наставлений Церкви. В различных религиях сокровище спроецировано в фигурах святых, но подобное гипостазирование невозможно для современного просвещенного разу­ма. Огромное число индивидов не могут более вы­ражать свои безличностные ценности в историчес­ких символах.

В связи с этим они оказываются перед необ­ходимостью отыскивать индивидуальный способ, чтобы придать форму безличностным образам. Так как в конечном итоге они призваны найти эту форму, то и жизнь их течет весьма специфическим образом, иначе индивид оказывается оторванным от самой основы психического бытия, и неизбежно становится невротиком, дезориентируется и конф­ликтует с самим собой. Но если он способен объ­ективировать безличностные образы и соотносить­ся с ними, тогда он соприкасается с той жизнен­но важной психологической функцией, которая с момента пробуждения человеческого сознания на­ходилась под попечением религии.

Сейчас невозможно вдаваться в детали дан­ной проблемы не только потому, что время истек­ло, но и потому, что дать адекватное выражение живому психическому опыту означает выйти за пределы научных понятий. Все, что можно сказать рационального относительно  условия  отделения, это определить его как некий центр внутри пси­хического бытия индивида, но не внутри его ЭГО. Это не ЭГО-центр. Боюсь, что придется предста­вить вам целую диссертацию по сравнительному религиоведению, чтобы более или менее полно вы­разить то, что я имею в виду под неЭГО-центром. (См.: Психология и Алхимия, п. 44, 126, 109, 135, 325 и др.). Поэтому я только коснусь су­щества  дела.  Это  действительно  существенная проблема большого числа индивидов, приходящих на прием к врачу-психотерапевту. Посему врач должен попытаться найти способ, пользуясь кото­рым он сможет реально помочь человеку в разре­шении его проблемы.

Принимая такой метод, мы поднимаем факел, забытый нашими коллегами в XVII веке, когда они погасили его, став химиками. Мы, психологи, ис­ходя из химических и материальных понятий пси­хического бытия, зажигаем этот факел вновь, продолжаем процесс, который на Западе начался в XII веке - так как алхимия была делом вра­чей-целителей, занятых проблемами человеческого разума.


ГЛОССАРИЙ

Публикуется по кн.: С. G. Jung. Memories, Dreams, Reflections. -London, 1963. - 379 с.

 

АМПЛИФИКАЦИЯ (прояснение)

Уточнение и прояснение отдельных образов в сновидении с по­мощью прямой ассоциации и в соответствии с данными гуманитарных дисциплин (символогией, мифологией, мистицизмом, фольклором, ис­торией религии, этнологией и т. д.).

 

АНИМА И АНИМУС

Воплощение женского начала в мужском бессознательном и мужс­кого начала в женском бессознательном. Эта психологическая бисек­суальность есть отражение того биологического факта, что преобла­дающее количество мужских (или женских) генов является решающим фактором в определении пола. Меньшая часть генов не несет в себе сексуального качества, образуя в человеке соответствующие прояв­ления психики, в обычных условиях остающиеся бессознательными. Анима и анимус проявляют себя наиболее типично, воплощаясь в не­которых фигурах, в снах и фантазиях („сон-девушка"; „сон-любов­ник") или в иррациональности мужского чувства и женского рассуж­дения. Как регуляторы поведения, они являются самыми значительны­ми архетипами.

„Каждый мужчина носит в себе вечный образ женщины, не ка­кой-либо конкретной женщины, но определенный женский образ. Этот образ в сущности бессознателен; наследственный фактор изначально­го происхождения, запечатленный в живущей органической системе человека, отпечаток или архетип всего наследственного опыта жен­щин, хранилище всех отпечатков, когда-либо запечатленных женщи­ной. Так как этот образ бессознателен, то он всегда (бессозна­тельно же) проецируется на предмет любви (другой человек) и яв­ляется одной из главных причин для страстного увлечения или отв­ращения". (Юнг К. Г. Развитие личности // CW2. Vol. 17. Р. 198).

„В своей исходной „бессознательной" форме анимус является соединением спонтанных, непреднамеренных взглядов, которые оказы­вают мощное влияние на эмоциональную жизнь женщины, в то время как анима является сходным соединением чувствований, которые вли­яют (искажающе или как-то иначе) на мужское миропонимание. В ре­зультате анимус любит проецировать себя на интеллектуалов, раз­личного рода героев, включая артистов, певцов, чемпионов и пр. Анима имеет пристрастие ко всему, что бессознательно, темно, двусмысленно и пребывает в хаотическом состоянии в женщине, а также к ее тщеславию, холодности, беспомощности и т. д. (Юнг К. Г. Практика психотерапии // CW. Vol. 16. Р. 301).

„Естественная функция анимуса (равно как и анимы) - пребывать между индивидуальным сознанием и коллективным бессознательным . Подобно тому Персона является слоем между эгосознанием и объектами внешнего мира. Анимус и анима функционируют как мост или дверь, веду­щие к образам коллективного бессознательного, как и Персона, являющаяся мостом в мир." (Юнг К. Г. [Неопубликованные семинарские записи: Пред­видения].P. 116).

 

АРХЕТИП

„Понятие архетипа... вытекает из многочисленных наблюдений над мифами и сказками мировой литературы, которые, как оказалось, содержат определенные устойчивые мотивы, которые неожиданно обна­руживаются повсюду. Мы встречаем эти же мотивы в фантазиях, снах, бредах, галлюцинациях индивидов, живущих сегодня. Эти типичные образы и ассоциации являются тем, что я называю архетипическими идеями. Чем более живыми они являются, тем более они будут окра­шены индивидуально сильными чувственными тонами... Они впечатля­ют, воздействуют и очаровывают нас. Они имеют свое происхождение в архетипе, который сам по себе является непредставимым бессозна­тельным, пресуществующей формой, являющаяся частью наследованной структуры психического бытия и может поэтому проявлять себя спон­танно везде и любое время. Из-за своей бессознательной природы архетип лежит в основании чувственно-настроенных комплексов и разделяет их автономию. (Юнг К. Г. Цивилизация в пути // CW. Vol. 10).

„Снова и снова я наталкиваюсь на ошибочное представление, что архетип определяется в соответствии со своим содержанием, другими словами, что это вид бессознательной идеи (если такое выражение допустимо). Необходимо указать еще раз, что архетипы не определя­ются в соответствии с их формой, да и то в очень ограниченной степени. Изначальный образ определяется по отношению к своему со­держанию только тогда, когда он становится осознанным и является, следовательно, заполненным материалом осознанного опыта. Его фор­ма, однако... может быть сравнена с осевой системой кристалла, который, обычно, формирует заранее кристаллическую структуру, на­ходясь еще в „материнской" жидкости, хотя собственного материала в нем еще не существует. Эта кристаллическая структура возникает согласно специфическому способу, которым ионы и молекулы взаимо­действуют. Сам по себе архетип пуст и чисто формален, - ничего кроме способности сформировать, возможности представления, кото­рая дана a priori. Сами представления не являются унаследованны­ми, но лишь формы, и в этом отношении они соответствуют в каждом случае инстинктам, которые также определяются только формой. Су­ществование инстинктов не может быть более доказательным, чем су­ществование архетипов, поскольку они не проявляют себя конкрет­но". (Юнг К. Г. Архетип и коллективное бессознательное // CW. Vol. 9. Р. 79).

 „...Мне кажется невозможным, что действительная природа ар­хетипа неспособна стать осознаваемой, что она трансцендентна, вот почему я называю ее психоидом". (Юнг К. Г. Структура и динамика психического бытия // CW. Vol. 8. Р. 213).

 

АССОЦИАЦИЯ

Связь идей, восприятии и т. д. согласно сходству, сосущест­вованию, противоположности и причинной зависимости. Свободная ассоциация во фрейдовском толковании сновидения: спонтанные идеи, являющиеся человеку во сне безотносительно к ситуации сна.

Управляемая или контролируемая ассоциация в юнгианском толковании сновидений: спонтанные идеи, которые исходят из данной ситуации сна и постоянно связаны с ней.

 

АССОЦИАТИВНЫЙ ТЕСТ

Методы для обнаружения комплексов измерением времени реак­ции и интерпретации ответов на данные стимульные слова.

 

АТТИТЬЮД (установка)

Готовность, предрасположенность субъекта, возникающая при предвосхищении им определенного объекта (или ситуации) и обеспе­чивающая устойчивый целенаправленный характер протекания тех или иных действии по отношению к данному объекту.

 

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

„Теоретически в области сознания не может быть никаких границ,  так как оно способно к неопределенному расширению. Эмпири­чески, однако, сознание всегда находит свои границы, когда оно сталкивается с незнаемым. Последнее состоит из всего, что мы не знаем, и, следовательно, никак не связано с ЭГО, как центром поля сознания. Незнаемое распадается на две группы объектов: те которые находятся снаружи и могут быть восприняты органами чувств и те, которые находятся внутри и постигаются „непосредственно" первая группа включает незнаемое во внешнем мире; вторая - незна­емое во внутреннем мире. Мы называем эту последнюю - территорией бессознательного". (Юнг К. Г. AION // CW. Vol. 9, ii. P. 3)

„...Все то, о чем я знаю, но о чем в данный момент не думаю; все то, что хоть однажды я осознавал, но забыл теперь; все то, что воспринималось моими органами чувств, но не было зарегистри­ровано моей сознательной мыслью; все то, что невольно и без вни­мания я чувствую, думаю, помню, хочу и делаю; все будущие вещи имеющие форму во мне и могущие однажды осознаться мною: все это и есть содержание бессознательного." (Юнг К. Г. Структура и динами­ка психического бытия // CW. Vol. 8. Р. 185).

„Помимо этого мы должны включить все более или менее умыш­ленные подавления болезненных мыслей и чувств. Я называю сумму этих подавленных содержаний „личностным бессознательным". Но бо­лее того и прежде всего, мы также находим в бессознательном ка­чества, которые являются не индивидуально приобретенными, а нас­ледуемыми, т. е. инстинкты, как импульсы, выполняющие необходимые действия без сознательной потребности. В этом „глубоком" слое мы находим также архетипы... Инстинкты и архетипы совместно образуют „коллективное бессознательное". Я называю его „коллективным" по­тому, что, в отличие от личностного бессознательного, оно склады­вается не из индивидуальных и более или менее уникальных содержа­ний, а из универсальных и регулярно появляющихся." (Там же, р. 133).

„Первая группа включает содержимое, которое состоит из це­лостных компонентов индивидуальной личности и, следовательно, как раз осознаваема; вторая группа образует, так сказать, вездесущее, неизменное и везде идентичное качество или сам по себе субстрат психического бытия". (Юнг К. Г. AION // CW. Vol. 9, ii. P. 7).

„Более глубокие „слои" психического теряют их индивидуальную исключительность, так как они отступают все дальше и дальше в темноту. „Потемнение вниз" означает для них приближение к авто­номно функционирующим системам, они становятся в возросшей степе­ни общими обобщаясь до универсализации и угашенного воплощения в телесном материале, т. е. в химической субстанции. Углерод чело­веческого тела - просто углерод. Следовательно, „на дне" психи­ческого есть просто „мировое". (Юнг К. Г. Архетипы и коллективное бессознательное // CW. Vol. 9, i. P. 173).

 

БОГО-ОБРАЗ

Понятие, идущее от Отцов Церкви, согласно которому божест­венная суть воплощена в человеческой душе. Когда такой образ спонтанно образуется в фантазиях, сне, видениях и т. д., то он является с психологической точки зрения явлением самости, символом психологической целостности.

„Только через психическое бытие мы можем установить, что Бог влияет на нас, но при этом мы не способны распознать: исходят ли эти влияния от Бога или из бессознательного. Мы не может сказать: является ли Бог и бессознательное двумя различными сущностями или нет. Оба понятия являются пограничными для трансцендентного со­держания. Но эмпирически можно установить с достаточной степенью вероятности, что в бессознательном имеется архетип целостности, который проявляет себя спонтанно в снах и т. д. и тенденция, за­висящая от сознательного желания соотносить другие архетипы с этим центральным. Поэтому не кажется невероятным, что архетип воссоздает символизацию, которая всегда символизирует и выражает Божество...

„Бого-образ не совпадает с бессознательным, как таковым, но лишь со специфическим содержанием последнего, а именно - архети­пом самости". (Юнг К, Г. Психология и религия: Запад и Восток // CW. Vol. 11. Р. 468).

„Бого-образ можно объяснить... как рефлексию самости или, соответственно, объяснить самость как божественный образ в чело­веке". (Там же, Р. 190).

 

ГИЕРОГАМИЯ

Священный или духовный брак, объединение архетипических фи­гур в возрожденных мистериях древности, а также в алхимии. Типич­ными примерами являются представления Христа и Церкви как жениха и невесты и алхимическое соединение солнца и луны.

 

ДУША

„Если человеческая душа и являет собой нечто, то это нечто оказывается невообразимо сложным и многообразным, и, разумеется, приблизиться к этому нечто с позиций просто психологии инстинкта, невозможно. Я могу только вглядываться пристально с изумлением и трепетом в глубины и высоты нашей психической жизни. Ее непрост­ранственный универсум скрывает несказанное изобилие образов, ко­торые были накоплены миллионами лет развития живого и зафиксиро­вались в организме. Мое сознание подобно глазу, который проникает в наиболее отдаленные пространства, оказываясь там уже психичес­ким не-Я (ЭГО), заполняющим эти пространства непространственными образами. И эти образы являются не бледными тенями, а мощными психическими факторами... Рядом с этой картиной я бы хотел помес­тить зрелище звездного неба ночью, так как единственный эквива­лент универсума внутри нас - универсум вовне; и как только я пос­тигаю этот мир с помощью тела, тотчас же я обнаруживаю его пос­редством психического". (Юнг К. Г. Фрейд и психоанализ // CW. Vol. 4. Р. 331).

„Было бы богохульством утверждать, что Бог может обнаружить себя везде кроме человеческой души. В самом деле сама интимность отношений между Богом и душой автоматически предотвращает последнее и сводит его на нет. Мы зашли бы слишком далеко говоря о бли­зости, но все события в душе должны содержать в себе способность отношения к Богу, т. е. соответствие, в противном случае связь никогда не могла бы возникнуть. Это соответствие в психологичес­ких терминах, есть архетип Бого-образа". (Юнг К. Г. Психология и алхимия // CW. Vol. 12. Р. 10).

 

ИНДИВИДУАЦИЯ

„Я использую термин „индивидуация" для обозначения процесса посредством которого человек становится психически „индивидуаль­ным", неразделимым единством или „целым". (Юнг К. Г. Архетипы и коллективное бессознательное // CW. Vol. 9. i. P. 275).

„Индивидуация означает становление единого, гомогенного бы­тия и насколько индивидуальность охватывает нашу сокровенную, окончательную и неразделимую неповторимость, настолько они также включает становление самости. Поэтому мы можем перевести индивидуацию как „путь к себе" или „само-реализацию". (Юнг К. Г. „Два эссе по аналитической психологии // CW. Vol. 7. Р. 171).

„Снова и снова я замечаю, что процесс индивидуации непра­вильно отождествляется со становлением ЭГО в сознании, и, что в результате ЭГО идентифицируется с самостью, а это, естественно, создает плачевную концептуальную неразбериху. В этом случае инди­видуация есть не более, чем эгоцентрация и автоэротизм. Но са­мость включает неопределенно больше, чем просто ЭГО... Самостей столько же сколько и ЭГО. Индивидуация не исключает себя из мира, но собирает в себя мир". (Юнг К. Г. „Структура и динамика психи­ческого бытия // CW. Vol. 8. Р. 226).

 

ИНТРОВЕРСИЯ

Отношение или позиция, характеризующиеся ориентацией в жиз­ни, основанной на субъективных психических содержаниях. (См. Экстраверсия).

 

КВАТЕРНОСТЬ

„Кватерность является архетипом почти всеобщего распростра­нения. Она образует логическую основу для любого целостного суж­дения. Желая воспроизвести суждение подобного рода, неизбежно по­падаешь в выражение четырехкратности. К примеру, если вы хотите описать горизонт как целое, вы называете четыре части света. Вез­де вы натыкаетесь на четыре элемента, четыре первичных качества, четыре цвета, четыре касты, четыре способа духовного совершенства и т. д. По-видимому существуют также и четыре аспекта психологи­ческой ориентации... Для определения самих себя нам необходимо действие, которое устанавливает, что имеется нечто (ощущение); затем другое действие, которое устанавливает что есть нечто (мышление); третье действие или функция утверждает: подходит нам это нечто или нет, желаем мы принять это нечто или нет (эмоции и чувства); наконец четвертая функция опре­деляет источник нечто и его направление (интуиция). Когда эти действия осуществлены, сказать больше нечего... Идеал завершенности есть круг или сфера, но ее минимальное естественное членение кватерность". (Юнг К. Г. Психология и религия: Запад и Восток // CW. Vol. 11. Р. 167).

Кватерность или кватерион часто имеет структуру 3+1, в кото­рой один из элементов, составляющих ее, занимает отличительное положение и составляет сущность не схожую с остальными. (К приме­ру, три из символов евангелистов являются животными, а символ четвертого, св. Луки, является ангелом). Этот „четвертый", допол­няя других делает их „одним", символизируя всю сумму целиком. В аналитической психологии, зачастую, „нижняя" функция (т. е. функ­ция, находящаяся в сознательном расположении субъекта) представ­ляет „четвертую", и их объединение в одно целое в сознании явля­ется одной из главных задач индивидуации.

 

КОМПЛЕКС

„Комплексы суть психические фрагменты, которые выделились в силу травматических влияний или определенных тенденций. Как дока­зывают ассоциативные эксперименты, комплексы интерферируют с ин­тенциями желания и нарушают обыденность представлений сознания; они нарушают процессы памяти и создают блокады в потоке ассоциа­ций; появляются и исчезают согласно собственным законам; временно поглощают сознание или бессознательным путем влияют на речь и сознание. Другими словами, комплексы существуют как независимое бытие; факт, который особенно очевиден в состояниях патологического типа. Как, например, голоса, слышимые больными, которые при­нимают их за собственные, реализации мысли подобно тем „духам", которые проявляют себя при автоматическом письме и подобным дейс­твиям". (Юнг К. Г. Структура и динамика психического бытия // CW. Vol. 8. Р. 121).

 

КОМПЛЕКСНЫЕ ИНДИКАТОРЫ

Увеличенное время реакции, ошибки или идиосинкратическое ка­чество ответов, когда стимульные слова затрагивают комплексы, ко­торые субъект желает скрыть или которые он не осознает.

 

МАНА

Меланезийское слово для обозначения сверхобыденной эффектив­ной силы, исходящей из человеческого бытия, объекта, действия или события или сверхъестественного бытия и духов. Обозначает также здоровье, престиж, силу совершать волшебство и исцелять. Примитивное понятие психической энергии.

 

МАНДАЛА

Магический круг. У Юнга, - символ центра, цели самости как психической суммации; саморепрезентация психических процессов центрирования; создание нового центра личности. Символически представляется кругом, квадратом или кватерностью симметричным расположением числа четыре и его кратных. В ламаизме и тантрической йоге мандала есть орудие созерцания, местонахождения и место рождения богов. Потревоженная мандала: любая форма, которая отда­ляется от круга, квадрата или правильного креста, или чье основ­ное число не равно четырем или кратным ему.

„Мандала означает круг, более точно - магический круг, и эта символическая форма обнаружена не только на Востоке, но также присуща и нам; мандалы были широко представлены в Средние века. Специфически христианские мандалы пришли из раннего средневе­ковья. Большинство их показывает Христа в центре с четырьмя еван­гелистами или их символами в частях света... Большей частью фор­мой мандалы является цветок, крест или колесо с отчетливой тен­денцией к четверке как основе структуры." (Юнг К. Г. Тайна золо­того цветка. 1945, Р. 96).

„Мандалы... обычно возникают в ситуациях психического заме­шательства или дезориентации. Вследствие этого архетип представ­ляет констеллированный паттерн порядка, обозначенный крестом или кругом, поделенный на четыре части; этот паттерн наложен на пси­хический хаос так, что содержимое получает место, и барахтающаяся сумятица удерживается сохраняющим кругом... В то же самое время мандалы являются yantras, орудиями, с помощью которых в бытие об­разуется порядок." (Юнг К. Г. Цивилизация в пути // CW. Vol. 10).

 

ПЕРСОНА

По исходной этимологии - маска, носимая актером. Персона...—система приспособления индивида к чему-либо или способ действия, который он избирает, имея дело с чем-либо во внешнем мире. К примеру, любое призвание или профессия имеют свою собственную характерную персону.

...Опасность лишь в том, что люди становятся идентичными своим персонам: певец - голосу, профессор - собственным учебникам.

...Можно сказать, немного преувеличивая, что персона есть то, чего в действительности нет, но, что она сама, вместе с другими, считает существующим." (Юнг К. Г. Архетипы и коллективное бессоз­нательное // CW. Vol. 9. Р. 122).

 

ИНФЛЯЦИЯ (вздутие)

Выход личности за пределы своих собственных границ за счет идентификации с персоной или, в патологических случаях, - с истори­ческой или религиозной фигурой. Инфляция создает преувеличенное чувство собственной важности (мания величия) и обычно компенсиру­ется чувством неполноценности.

 

НУМИНОЗ

Термин Р. Отто (психолог религии) для обозначения невырази­мого, мистерийного, ужасающего, переживаемого непосредственно, и имеющего отношение только к божественному.

 

ПАТТЕРН

1. Организация частей, образующих новую форму.

2. Модель или образец (чего-либо).

3. Организованная группа ощущений.

 

ПЕРВОБЫТНЫЙ ОБРАЗ

(Я. Буркхардт). Термин, первоначально использованный Юнгом вместо архетипа.

 

ПСИХОИД  „Душеподобный" или „квазипсихический"

...Коллективное бессознательное... представляет психическое бытие тем, что... не может быть непосредственно воспринято или „представлено" в противоположность перцептибельным психическим явлениям и из-за этой „непредставительной" природы я называю ее [эту сферу психического бытия -прим. перев.} психоидом". (Юнг К. Г. Структура и динамика психического бытия // CW. Vol. 8. Р. 436).

 

САМОСТЬ

Центральный архетип - архетип порядка; суммативность лично­сти. Символизируется кругом, квадратом, кватерностью, ребенком, мандалой и т. д.

„...Самость есть величина сверхобычная для сознательного Я. Она включает не только сознательное, но также и бессознательное психическое бытие и оказывается поэтому, так сказать, личностью, которой мы также являемся... Надежда когда-либо достичь хотя бы приблизительно полного сознания самости весьма мала. так как хотя многое мы и осознаем, но всегда будет существовать неопреде­ленное и неопределимое количество бессознательного материала, ко­торый принадлежит к общей суммативности самости." (Юнг К. Г. Два эссе по аналитической психологии // CW. Vol. 7. Р. 175).

„Самость есть не только центр, но и полная окружность, кото­рая включает как сознательное, так и бессознательное; самость яв­ляется центром суммативной целостности, подобно тому, как ЭГО есть центр сознательного разума" (Юнг К. Г. Психология и алхимия // CW. Vol. 12. Р. 41).

„...Самость является нашей жизненной целью, так как она есть завершенное выражение этой роковой комбинации, которую мы называ­ем индивидуальностью..." (Юнг К. Г. Два эссе по аналитической психологии // CW. Vol. 7. Р. 238).

 

СИНХРОННОСТЬ

Термин, введенный Юнгом для обозначения значимого совпадения или эквивалентности: а) психического и физического состояния или события, которые не содержат причинной связи друг с другом; такие синхронистические феномены появляются, к примеру, когда внутренне постигаемое событие (сон, видение, предчувствие и т. д.) видится как имеющее соответствие во внешней реальности: внутренний образ предчувствия „оправдывается"; б) сходные или идентичные мысли, сны и т. д., появляющиеся одновременно в разных местах. Ни одно, ни другое совпадения не объяснимы причинным путем, но, по-видимо­му, исходно связаны с активацией архетипических процессов в бес­сознательном.

„Мои давнишние изыскания в области психологии бессознатель­ного заставили меня искать другой принцип объяснения, потому что принцип при чинности казался мне неадекватным для объяснения опре­деленных удивительных явлений в психологии бессознательного. Та­ким образом я обнаружил, что имеются психические соответствия, которые не могут быть связаны посредством другого принципа, а именно, случайности событий. Эта связь событий кажется мне су­щественно данной самим фактом их относительной одновременности, следовательно, „синхронистичностью". Это выглядит так, как будто время вовсе не абстракция, а конкретная непрерывность, которая содержит определенные качества или условия, проявляющие себя од­новременно в разных местах через соответствия, которые не могут быть объяснены причинно, как, к примеру, в случаях одновременного появления идентичных мыслей, символов или психических состояний." (Юнг К. Г. Тайна золотого цветка. 1945. Р. 142).

„Я выбрал этот термин потому, что одновременное появление значимых, но причинно не связанных событий кажется мне существен­ным критерием. Поэтому я использую общее понятие синхронности в специальном смысле совпадения по времени двух или более причинно не связанных событий, которые имеют то же самое или сходное зна­чение, в противоположность „синхронизму", который просто означает одновременное появление двух событий". (Юнг К. Г. Структура и ди­намика психического бытия // CW. Vol. 8. Р. 441).

„Синхронность не более трудна и таинственна для понимания, чем понятие дискретности в физике. Последнее не более чем застыв­шая вера в духовную власть причинности, которая создает интеллек­туальные трудности и делает, как ни странно, немыслимым тот факт, что беспричинные события существуют и могли бы когда-либо сущест­вовать... Значимые совпадения являются мыслимыми как чистая слу­чайность. Но чем чаще они случаются, и чем больше и более точным оказывается соответствие, тем вероятность их возникновения замет­ней уменьшается и их немыслимость возрастает до тех пор, пока они далее не рассматриваются как чистая случайность, но из-за отсутс­твия причинного объяснения, мыслятся как значимая мера... Их „не­объяснимость" вытекает не из того факта, что причина неизвестна, а потому, что причина немыслима в интеллектуальных терминах". (Там же, Р. 518).

 

ТЕНЬ

Условно „низшая" часть личности; сумма всех личностных и коллективных психических элементов, которые из-за их несовмести­мости с избранной сознательной установкой не допускаются к жиз­ненному проявлению и в результате объединяются в относительно ав­тономную, „фрагментарную" личность с противоположными тенден­циями в бессознательном. Тень выступает компенсаторно по отноше­нию к сознанию; следовательно, ее эффект может быть как позитив­ным, так и негативным. В снах теневая фигура всегда совпадает с половой принадлежностью спящего.

„Тень воплощает все, что субъект отказывается признавать о самом себе, и кроме того всегда навязывает себя субъекту прямым или косвенным путем - к примеру, низменные черты характера и дру­гие несовместимые тенденции." (Юнг К. Г. Архетип и коллективное бессознательное // CW. Vol. 9. Р. 284).

„...Тень есть то, что спрятано, подавлено в большей части низменной и обремененной виной части личности, чьи основные раз­ветвления уходят в область наших животных предков и, таким обра­зом, включают целый исторический аспект бессознательного... Хотя до настоящего времени полагали, что человеческая тень являлась источником всякого зла, но теперь, с помощью более тщательного исследования может быть установлено, что бессознательный человек, т. е. его тень не состоит только из исключительно морально предосудительных тенденций, но выражает также ряд хороших качеств, таких как нормальные инстинкты, соответствующие реакции, основан­ные на реальности инсайты, творческие импульсы и т. д.".

 

ЭКСТРАВЕРСИЯ

Отношение или позиция, характеризующиеся концентрацией инте­реса к внешним объектам (см. Интроверсия).